Майкл Давидоу - Третье советское поколение

К сожалению, отношения между двумя нашими странами приняли за последнее время опасный характер, — продолжал я. — Нам твердят, что Советский Союз, то есть вы, представляет военную угрозу нашей безопасности и спокойствию. Поэтому я ставлю вопрос прямо. Предположим, сейчас на моем месте находится некий американский солдат. Что бы вы сказали ему?

Последовало долгое молчание. Затем один из молодых офицеров заговорил:

— Я инженер-механик. Родом из Минска. Белоруссия первой встретила удар фашистов. И я бы рассказал историю моей семьи. Многих своих родных я так и не успел узнать. Оба моих деда были убиты фашистами. Я бы сказал американскому солдату: «Знаешь ли ты, сколько внуков не увидели своих дедов? Сколько детей выросло без отцов и матерей?» Я не видел войны, но мой отец всю жизнь так и не поправился после ранения. — Виталий Кулагин замолчал и отвернулся. Потом он сказал: — Мы ликовали, когда наши и ваши космонавты обменялись рукопожатием в космосе. Я бы сказал ему: «Разве не такие отношения должны быть между нами?»

Многим хотелось поговорить с воображаемым американским солдатом. Встал лейтенант Виктор Волошин:

— И отец и дед мой были военными. Я из Ростова-на-Дону. Вы там бывали? Нет? Очень зря! Вы обязательно, просто обязательно должны там побывать. Так вот что я бы сказал американскому солдату: «Ты молод, и я молод. Ты хочешь жить мирно в своем доме, и я хочу жить мирно в своем доме».

Молодой офицер, сидевший напротив, внимательно рассматривал меня. На какое-то мгновение я даже почувствовал себя этим воображаемым американским солдатом…

— Я капитан Филатов, — начал было он, но потом замолчал. Все выжидающе посмотрели на него. — Я родом из Ленинграда, прекрасного Ленинграда. Но мы любим свой город не только за красоту. Каждая пядь ленинградской земли пропитана кровью его защитников. Я водил своих солдат на Пискаревское кладбище. Там покоятся свыше 600 тысяч героически погибших ленинградцев. Перед их могилами мы клялись: «Это не должно повториться!» Я бы показал американскому солдату Пискаревский мемориал. Я бы сказал: «Мы помним наших убитых. Ты думаешь, те, кто похоронил столько своих близких в ту войну, хотят новой войны? Я бы отвел его в музей при мемориале и показал ломтик хлеба весом в 120 граммов — дневная порция на человека в те 900 дней блокады. Я бы дал ему почитать дневник Тани Савичевой, в котором 12-летняя девочка описывала историю гибели своей семьи. И я спросил бы его еще раз: «Ты думаешь, мы хотим войны?»

Эта беседа с советскими солдатами была для меня не первой. Сыновья многих моих советских друзей служили в армии, я не раз обсуждал с солдатами пьесы во время антрактов в театре. Советские военнослужащие составляют значительную часть театральных зрителей. Я видел их на колхозных полях помогающими убирать урожай. Я видел их в отпуске, когда, розовощекие, здоровые, они, взявшись за руки, шли по Красной площади. Но ни разу за 6 лет пребывания в СССР я не был свидетелем их недостойного поведения, что, к сожалению, совсем не редкость среди американских солдат. Бросались в глаза не только их образцовый вид и манера вести себя, но и отношение к ним советских людей.

Став солдатом или офицером Советской Армии, молодые люди не замыкаются на одной лишь военной службе. Мне запомнились слова старшего лейтенанта Никифора Антонова:

— Я семь лет занимался в детской музыкальной школе по классу фортепиано. Люблю театр. Так что же, если я военный, я должен отказаться от всего этого? Конечно, нет. Приходите в наш клуб и вы сами убедитесь. У нас регулярно проводятся концерты классической музыки, есть свой довольно хороший ансамбль. К нам в гости приезжают выдающиеся исполнители, а Московская консерватория — наш шеф. По меньшей мере два раза в год консерватория устраивает для нас специальные концерты. Вы, наверное, знаете, как трудно достать билеты на театральные и оперные спектакли. Но мы все-таки довольно часто ходим в театр.

По дороге к «Выстрелу» я видел поля пшеницы, пасущиеся стада и подумал, что это земли какого-нибудь колхоза. Но, к моему удивлению, это оказалась территория курсов.

Капитан Павленко объяснил мне:

— Что делать с этими плодородными землями? Ведь не пропадать же им зря! Мы сами косим сено и отдаем его соседям-колхозникам.

— Вы хотите сказать, продаете? — переспросил я.

— Почему же продаем? Мы им отдаем сено бесплатно.

— И так принято во всех воинских подразделениях?

— Конечно! — ответил Павленко.

Полковник Анатолий Слесарчук, начальник боевой подготовки курсов, обрадовался затронутой нами теме.

— У нас здесь плодородная земля, — включился он в разговор. — Многие солдаты родом из деревни. Безразличное отношение к земле для них все равно что преступление. У нас стадо в пятьдесят коров, свинарник на двести голов, плодовый сад. На наших столах свежее молоко, мясо и овощи. Мы снабжаем армейскую столовую. А работаем в свое свободное время.

— А что вы скажете о тех солдатах, которых я видел на стройках и во время ремонтных работ в городе? А также о тех, которых я видел на полях собирающими урожай? — спросил я.

— Крупные строительные работы производятся подразделениями военных строителей. А что касается сбора урожая, то им занимаются солдаты всех родов войск, — ответил Павленко.

Во время второй мировой войны я почти четыре года служил пехотинцем в американской армии. Я принимал участие в битве за Окинаву в составе 165-го пехотного полка 27-дивизии. Мои товарищи испытывали интерес и уважение к Советской Армии. Все знали, что я коммунист, и считали меня своего рода авторитетом в этом вопросе. Несмотря на то что СССР был наших союзником, реакционная часть командования армии считала людей с коммунистическими взглядами недостаточно благонадежными, чтобы быть на передовой. И мне в буквальном смысле слова приходилось сражаться за право сражаться. Моим однополчанам была известна моя настойчивость, и одни не понимали, зачем это мне, другие считали, что я делаю глупости. Мои рапорты с просьбой послать меня на фронт только усугубляли их интерес к коммунистам. Когда пришла весть о том, что Советский Союз разгромил «непобедимый» вермахт и уничтожил Квантунскую армию в Маньчжурии, наши солдаты ликовали по поводу победы Красной Армии.

«Что же за солдаты в этой армии? — спрашивали меня они. — Почему они так хорошо воюют?»

Они ничего не знали про армию нашего главного союзника. Те же реакционные силы в США, на которых лежит ответственность за умалчивание фактов героической борьбы и побед Советской Армии во вторую мировую войну, за превращение этой войны в «неизвестную войну», и сегодня пытаются скрыть от американцев народный характер Советских Вооруженных Сил. Советская Армия могла так драться оттого, что это была поистине народная армия. Но мои товарищи не верили мне, они считали, что, наверное, было еще что-то другое.