Гюнтер Штайн - Путешествие по стране Руставели

Не в силах оторваться от происходящего на сцене, я не могу сейчас сосредоточиться на внезапной мысли Зураба, на неожиданной связи Руставели и этого чудо-танца. Только на мгновение у меня появляется мысль, что такое отношение поэта к женщине, видимо, связано с гуманизмом Возрождения, о котором сегодня говорил профессор. Но вот уже следующий номер. Быстро чередуются танцы, пока наконец не наступает очередь действительно искрометного танца с саблями, который, подобно адской схватке конницы, сотрясает почти пустой зал.

Репетиция закончена. Зураб встает.

Почти отрешенным взглядом я оглядываю танцоров, медленно покидающих сцену. Вдруг меня осеняет идея, и я возбужденно дергаю Зураба за рукав.

— Вон с тем молодым человеком я должен поговорить, обязательно! — Я показываю ему на сильного молодого парня с лихо подрезанными усиками. Он как раз направляется за кулисы.

Не выразив ни малейшего удивления и ни секунды не мешкая, Зураб тут же передает мою просьбу какому-то товарищу, оказавшемуся комсомольским работником, и тот сразу же быстро идет за сцену. Гость выразил пожелание…

В помещении дирекции Дома культуры мы встречаемся. Зураб и комсомольский работник садятся в угол. Для чего я затеял эту встречу, никто из них не спрашивает. Да и сам я этого еще точно сказать не могу.

Просто мне хочется поближе познакомиться с человеком, которому я обязан сегодняшним удовольствием; к тому же у меня есть для него один вполне определенный вопрос.

…В комнату, заметно смущенный, входит молодой танцор с усиками и растерянно смотрит по сторонам. Комсомольский работник представляет его мне по имени: Тариэл, и говорит ему несколько, видимо, ободряющих слов по-грузински. Тариэл, держа в руках огромную грузинскую кепку, делает усилие и садится напротив меня, лицо его выражает решимость на все готового человека.

Заметив его смущение, я испытываю уже некоторую неловкость от того, что поставил его в такое положение. Поэтому с удвоенной энергией я пытаюсь устранить формальные неудобства как можно скорее. Я рассказываю ему об увиденном на его родине, о радушном приеме, который мне повсюду оказывают, о том, что выступление его ансамбля произвело на меня необычайное впечатление. Наконец он оставляет свою кепку в покое. Складки на переносице, над которой нависают темные брови, разглаживаются. Нашу беседу, которую мы ведем, конечно, по-русски, уже больше ничто не стесняет.

Я узнаю, что он электрик, в депо пришел учеником, ему 27 лет, четыре года как женат. Жена — продавщица. Двое детей.

— Вы, насколько я могу судить, хорошо говорите по-русски, — замечаю я. — После школы вы, видимо, изучали русский язык на курсах или читали русские книги?

Молодой электрик мнет бежевую кепку, нерешительно произносит:

— Я служил в армии. Там говорить научишься.

— Почему у вас такое имя — Тариэл? — спрашиваю я, ожидая, что он свяжет его с национальным эпосом своего народа. — Я имею в виду, почему ваши родители дали вам это имя.

Этот вопрос кажется ему в высшей степени странным. Растерянно он смотрит на Зураба и молодого товарища из ЦК комсомола.

— Тариэл, как Тариэл! Чего тут непонятного.

В ответ я извинительно пожимаю плечами.

— Нет, для меня это не так уж и понятно.

— Как Тариэл из "Вепхисткаосани"…

— "Вепхисткаосани"? Что это такое? — спрашиваю я с недоумением.

— Грузинское название поэмы Руставели "Витязь в тигровой шкуре", — поясняет мне Зураб, которого ответ Тариэла немало позабавил.

— Конечно! — электрик утвердительно кивает. — Меня назвали Тариэлом по имени одного из героев поэмы Руставели. Одного из моих товарищей по работе зовут Автандил. Это имя тоже встречается в "Вепхисткаосани", так зовут упоминаемого там араба. У нас многих называют по имени тех, о ком идет речь у Руставели.

Перейти от Руставели к вопросу, который я решил задать, нетрудно, поскольку вся его поэма, кажется, посвящена именно этой теме.

— Что является для вас наивысшим счастьем? — спрашиваю я под конец.

— Счастьем?.. — Тариэл задумчиво смотрит на меня и поправляет правой рукой непослушные волосы, спадающие на лоб. — Наивысшим счастьем…

Он вздыхает и покачивает своей большой головой. Внезапно выражение его лица проясняется и, смущенно улыбаясь, он говорит:

— Знаете, мне пришла на ум пословица. Ее часто приводил мой дед. "Жизнь похожа на лестницу, одни поднимаются по ней вверх, другие спускаются вниз". — Внезапно лицо Тариэла становится серьезным. — У моего деда было два сына. Одного из них забрала война, а другого сделала инвалидом, который промучался еще десять лет…

Тариэл опускает голову. После продолжительного молчания он тихо добавляет:

— Это был мой отец.

Неожиданный поворот нашей беседы поражает меня в самое сердце, сегодня, спустя многие годы после того, как отгремели последние залпы войны. При мысли о том, что темных волос головы Тариэла, на которую сейчас падает свет лампы, возможно, никогда не касалась рука отца, мне становится не по себе. Ведь стрелял в его отца немец.

— У меня тоже два сына. — Тариэл медленно поднимает голову. — Они не должны расти без отца. Могу ли я для этого что-либо сделать?.. Конечно… Вот и ответ на ваш вопрос… — Тариэл встает.

После того как он, попрощавшись, уходит, некоторое время все молчат. Первым наступившее молчание нарушает Зураб. Он смотрит на часы, напоминает мне о том, что мне завтра надо рано вставать, и дает понять, что сейчас лучше поехать в гостиницу.

…В своем номере я вскрываю пакет с книгами, который, к моему удивлению, профессор прислал мне прямо в гостиницу. Наряду со многими научными работами по истории и истории культуры Грузии в нем оказался также томик стихов грузинских поэтов.

Там, где это только возможно, Гоги выжимает из "Жигулей" все, а большая часть пути пока все еще впереди. Дорога заасфальтирована недавно, почти прямая, просматривается хорошо и настолько широкая, что без труда позволяет обгонять едущие на малой скорости грузовики. Мелькают деревья, мосты, крепости, тоннели, дома. Едва успеваешь посмотреть по сторонам. Проносимся мимо собора Светицховели, и вот уже бывшая столица Грузии Мцхета остается позади нас. Мы сворачиваем со старой Военно-Грузинской дороги и едем параллельно Мтквари на запад. Куда дальше? Мне очень хотелось бы наконец узнать, как будет пролегать наш дальнейший маршрут. Но на мои замаскированные вопросы Реваз Джапаридзе отвечает лукавым подмигиваньем. Он говорит, что хочет доставить мне фантастическое удовольствие от поездки неизведанными путями.

Приключения начались уже с того, что наш отъезд из Тбилиси затянулся до вечера. Медленно заходящее у нас на глазах солнце окрашивает в красный цвет горную гряду, над которой справа от нас возвышается пятитысячеметровая вершина Казбека, а слева — Малый Кавказский хребет. Гоги, бывший тбилисский таксист, еще больше набавляет скорость, словно боится, что обе горы сойдутся где-то впереди нас и преградят нам путь. Я сижу сзади него, бросаю иногда взгляд на спидометр, в то время как Реваз, сидящий рядом со мной, расспрашивает меня о моей работе, о моей республике и о моих впечатлениях от Грузии.