Александр Бушков - Крым и крымчане, или Тысячелетняя история раздора

Все произошло очень культурно. К Разумовскому пришел в гости знаменитый Григорий Орлов, в то время (1764) еще всемогущий фаворит и любовник Екатерины, отец ее сына, ставшего впоследствии графом Бобринским. В отличие от брата Алексея, часто проявлявшего себя умным и тонким дипломатом, «Гришка» так и остался, скажем так, не особенно обремененным интеллектом, что признавали все, включая императрицу. А потому без особой дипломатии объяснил незатейливо и просто: мол, тут такое дело, Кирюша… «Матушка» решила гетманство навсегда аннулировать, а потому подавай-ка, мил друг, в отставку по-хорошему, а то, чего доброго, смещен будешь силком и по обвинению в «противугосударственных» замыслах угодишь в опалу. Так что думай, соколик, быстренько…

Несмотря на всю свою недалекость, Григорий Орлов был персоной крайне серьезной и влиятельной, да и речь шла о прямом повелении Екатерины. Разумовский, в первую очередь придворный, долго не раздумывал — и моментально подал прошение об увольнении со «столь тяжкой и опасной должности». Столь же моментально прошение было Екатериной удовлетворено. За сговорчивость Разумовский получил ежегодную пожизненную пенсию в 60 тысяч рублей и огромные земельные владения на Украине, включая целую волость. И, разумеется, остался при дворе. На месте Гетманщины образовали обычные губернии, Черниговскую и Полтавскую.

С Запорожской Сечью Екатерина разделалась еще бесцеремоннее: 5 июня 1775 года генерал Текели крупными воинскими силами окружил Сечь и объявил запорожцам, что их «козачество» упраздняется. Часть запорожцев (капитулировавших безоговорочно перед лицом многократно превосходящих сил) ушла в Турцию, часть, согласившаяся продолжать службу уже непосредственно в составе русской армии, была переселена на Кубань, где составила Черноморское (впоследствии Кубанское) казачье войско. Со временем туда вернулись и многие ушедшие за рубеж запорожцы, помыкавшись по Турции и Австрии.

В общем, и Гетманщина, и Запорожская Сечь сдались практически без сопротивления. Правда, в 1791 году в Берлине (тогдашней столице Пруссии) объявился малороссийский шляхтич Василий Капнист, получил аудиенцию у министра Герцберга и стал открытым текстом вопрошать: не окажет ли поддержку Пруссия, если недовольные потерей вольностей и привилегий казаки поднимутся на бунт против петербургской «тирании»?

Пруссия не собиралась участвовать в таких играх. Герц-берг прямо дал понять, что никаких дальнейших переговоров вести не намерен. Капнист ни с чем вернулся в Россию, плюнул на все бунтарские идеи и стал впоследствии знаменитым писателем.

Все так и не состоявшиеся мятежи были заранее обречены на провал как раз оттого, что знать Гетманщины как раз думала не о бунтах, а о том, чтобы стать полноправным дворянством империи…

Отцы-основатели и теоретики «самостийщины» любили писать, что якобы до Екатерины на Украине пышным цветом расцветали вольность и свобода для всех — а вот Екатерина, немка проклятая, всех вольных закрепостила…

Исторической правде это нисколько не соответствует. Крепостное право на Украине долгими десятилетиями формировалось усилиями самой старшины. Она помаленьку прибрала к рукам прежде вольные земли, а, как выразился герой известного романа Стругацких, «на что сподвижникам земли без крепостных?»

Еще Хмельницкий своими универсалами объявлял, что «посполитые», то есть лично свободные крестьяне и городские мещане обязаны выполнять «послушенство», то есть повинности по отношению как к верхушке старшины, так и церкви (как и в России, высшее малороссийское духовенство владело обширными землями).

Старшина, глядя на своих русских и польских «братьев по классу», хотела стать такими же полновластными хозяевами над «холопами». Сразу после Переяславской Рады она начала выпрашивать у русских царей «жалованные грамоты» на имения, позволявшие бы превратить нажитое в потомственные владения. Самым изворотливым оказался гетман Выговский, ухитрившийся выпросить на одни и те же имения грамоты и у короля польского, и у царя московского — кто бы ни победил, а гетман в выигрыше…

Сохранилась масса документов, свидетельствующих и об истинном положении дел, и о том, как Москва (а впоследствии — Петербург) пыталась одергивать нарождавшихся помещиков. Донесение в Москву от находившегося при гетмане царского чиновника Протасьева: «В Малороссии самые последние чиновники добывают себе богатство от налогов, грабежа и винной торговли. Если какого определит гетман сотником, хотя из самых беднейших слуг своих, то через один или два года явится у него двор, шинки, мельницы и всякие стада и домовые пожитки».

Екатерина II в Малороссии

Нетрудно догадаться, что для содержания всей этой благодати, и земель, и скота требовалось немалое число работников — и, крайне желательно, не вольных, которые слишком много о себе понимают, а самых что ни на есть бесправных, лучше всего» — крепостных. Смешно и думать, что гетманская аристократия (а помаленьку сложилась именно что аристократия) видела в земляке-крестьянине «брата-украинца». Ни в одной стране мира подобных благоглупостей за аристократией не замечено, наоборот, повсюду дворяне, как бы они ни именовались, с превеликой охотой и большим рвением стремились превратить в бесправный рабочий скот своих родственных по крови единоверцев…

Рота балаклавских амазонок встречает Екатерину II

Сохранились инструкции Петра его представителям при гетмане: «Строго смотреть за полковниками, чтобы они не обременяли народ взятками и разными налогами», «Препятствовать, с гетманского совета, Генеральной Старшине и полковникам изнурять работою казаков и посполитых людей». Однако, как частенько случается, приказы эти оставались неисполненными: до Бога высоко, до царя далеко…

В свое время Мазепа, немало сделавший для закабаления простого народа, ввел почетное звание «бунчуковый товарищ» — а впоследствии и «значковый товарищ». Обладатели этакого титула не получили ни постов, ни жалованья — но фокус в том, что это звание в массовом порядке получали старшины и их потомки, владельцы имений, тем самым превращаясь в некое сословие наподобие дворянства. Одновременно старшина пыталась всеми способами воспрепятствовать переходу «посполитых» в казаки, мало того, массами переводила казаков в «посполитые» — которые уже не имели никаких прав, кроме обязанностей. (Разумеется, не поляков, а малороссов, получивших шляхетство самым законным образом от польских королей).