Александр Мелихов - Застывшее эхо (сборник)

В сегодняшнем мире главная линия борьбы пролегает между иррациональностью и рациональностью, что на практике выражается в противоборстве режимов идеоцентрических, то есть утопических и мессианских, и режимов человекоцентрических. В сегодняшнем мире у человеко-центрических стран нет рациональных мотивов воевать друг с другом: сегодня все дешевле купить, чем завоевать. И по этому критерию Россия и Запад должны быть союзниками. Нас при всех наших общеизвестных пороках уже никак нельзя назвать идеоцентрической державой, никаких мессианских поползновений на государственном уровне у нас уже давно нет, зато великой державой мы (увы?) остаемся, поскольку у нас есть возможность в одиночку радикально изменить ход мировой истории. Вплоть до ее искусственного прерывания. Но великие державы, вместо того чтобы стараться не сердить друг друга и вместе противостоять религиозному и национальному реваншизму, по-прежнему ведут холодную войну из-за фантомов, из-за ценностей времен Очакова и покоренья Крыма. И ради этого вскармливают своих истинных врагов.

Но если отказ от использования ядерного оружия еще как-то можно зафиксировать в международных договорах, то отказ от использования энергии национального реваншизма может хотя бы отчасти контролироваться лишь мировым общественным мнением, а оно в значительной степени либерально. И вот у него-то, вопреки либеральному же принципу «Закон один для всех», принято снисходить к национализму слабых наций и клеймить национализм сильных, закрывать глаза, когда слабые нации нарушают права человека в борьбе против сильных, и бряцать оружием и сотрясать воздух в ООН, когда это же творят сильные, – и этим поддерживать скрытую и явную борьбу всех против всех, которой, если не одуматься, никогда не будет конца. А ведь сейчас сложилась небывало удачная ситуация: рациональные державы неизмеримо сильнее иррациональных. И если бы они не боролись друг с другом из-за фикций, им ничего бы не стоило держать «бешеных» в узде.

Сильным и рациональным Голиафам необходимо объединяться против иррациональных Давидов. Оцеплять и изолировать очаги взрывов, где вырываются на улицы и площади протуберанцы веры в светлое будущее, при слове «справедливость» хвататься не за пистолет, но за уголовный кодекс и таблицу умножения. Однако, увы, рациональность сама впала в мессианство, да еще и вообразила, что может поставить иррациональность себе на службу, навербовать из ее лагеря надежных марионеток. Которые, разумеется, способны работать лишь на самих себя, из года в год натягивая нос своим создателям.

Пышное слово «геополитика» на самом деле обозначает коммунальную склоку мирового масштаба: вы налили нам керосину в суп, а мы ошпарим вашу кошку… И этот увлекательный спорт вполне можно было бы включить в число олимпийских, если бы в нем не лилась настоящая человеческая кровь. По-видимому, сегодня он благодаря телевизору, создающему у нас иллюзию безопасности, заменяет гладиаторские бои…

Но что хуже всего – благородное нежелание уступить в коммунальной сваре однажды может взорваться всеобщим самоубийством. И тогда никакие локальные коммунальные победы никого ни от чего не защитят. Где бы ни расставить ракеты и радары, куда бы ни втиснуть военные базы, чью бы и куда бы ни посадить липовую марионетку, ядерная зима накроет всех, и живые будут завидовать мертвым.

Очень бы хотелось надеяться, что очередной украинский Чернобыль, уж если ему, увы, все равно рок судил случиться, в конце концов ввергнет в ужас претендующих на рациональность Голиафов, забывших о том, что на весах лежит не преобладание в том или ином региональном конфликте, а без преувеличений существование человечества. Миру нужен кто-то, кто бы его как следует напугал, но при этом оставил в живых. Чтобы он вспомнил, что играет со смертью, и это не случилось бы слишком поздно.

Только хотел наконец перевести дух, как вдруг наткнулся на давно, оказывается, не новую новость: в центре Москвы избит Виктор Шендерович. И сразу все перекрыто одним желанием – защитить, отомстить!.. Что особенно обидно – было бы из-за чего страдать! Ведь не только слезинки ребенка не стоят обличения и прозрения бедного Шендеровича, но даже и волоска из его бороды, ссадины на его лбу, настолько они дюжинны. Будь он хотя бы уж Генрихом Гейне, чтоб сначала ненавидели, а потом поставили памятник, так нет же, все это типичная политическая текучка, немедленно смываемая новыми потоками подобной же лабуды.

Нет, никого по отдельности защитить не удастся. Остается только помечтать, что при нашей власти, при власти интернационала рациональных, когда мечты о небывалом будут локализованы в искусстве, в науке, в технике, в спорте, – что в этой новой цивилизации все пламенные мстители сами собой угаснут от скуки.

Я понимаю, что человеческая рациональность невозможна – не такими нас создали Бог и история, – но, может быть, возможна хотя бы не слишком опасная сказка о царстве рацио? Достаточно убедительная, чтобы воодушевлять, но недостаточно, чтобы в ее реализации заходить слишком далеко.

Солженицын снова подтвердил, что он крупная личность: каждый раз он делает то, что сам считает нужным и справедливым, предоставляя прочим его обсуждать, осуждать, хвалить и хулить. Хотя, после того как автор «Архипелага ГУЛАГа», не убоявшись истеблишмента тоталитарного, не убоялся истеблишмента и либерального, в его искренности и бесстрашии сомневаться было трудно, но все-таки открыто взяться за русско-еврейскую тему, за этот «каленый клин» (А. И. Солженицын. Двести лет вместе (1795–1995). Часть 1. М.: «Русский путь», 2001. С. 5.)…

Бесстрашию, правда, частенько помогает простодушие. «Смею ожидать, что книга не будет встречена гневом крайних и непримиримых, а наоборот, сослужит взаимному согласию» – что-то очень знакомая интонация… Ах да – примерно этим же слогом писал взбешенному Белинскому о своих «Выбранных местах» Николай Васильевич Гоголь: «В книге моей зародыш примирения всеобщего, а не раздора». Привести к согласию не только «крайних и непримиримых», но даже и тех, кто спокойно и твердо убежден в своей правоте, невозможно ничем. Ибо эти люди ни за что на свете не согласятся утратить важнейшую составляющую райского блаженства – неведение сомнений, покоящееся на принципе «Истина есть то, что я и так знаю». Без лести преданное ядро любой прочной корпорации составляют младенцы – лысые, седовласые, часто дипломированные, нередко орденоносные младенцы, для которых собственная мама – ну, а как иначе? – разумеется же, лучше всех. Нескромное обаяние фашизма обаятельно прежде всего для этой нашей инфантильной мечты – вернуться в Эдем младенчества, где добро и зло предельно удалены друг от друга: все, кто за нас с мамой и папой, хорошие, а все, кто против, плохие. Истинно то, что сказали папа и мама. Пока они не поссорились.