Любовь Ковалевская - Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста

До Киева добрались без приключений. Около урны переобулись, побросав в нее завернутые в целлофан растоптанные туфли, и, не поднимая глаз, направились к троллейбусу. На нас смотрели как на диковинку. На нас оглядывались. От нас отодвигались подальше. Многие вышли на первой же остановке. Мы отнеслись к этому с полным безразличием, тем более, что вид у нас, мягко говоря, был действительно странный: мама в тапочках, плаще и теплом платке, дочь в ситцевом платье, куртке и берете, натянутом на уши, моя светлая куртка даже у меня самой вызывала брезгливость. К тому же нас занимала единственная мысль: как купить билеты на самолет?..

В аэропорту — столпотворение. Ревущие толпы метались от одной кассы к другой. Разноголосо плакали дети, ползали по полу, искали матерей, сдавленных неуправляемой очередью. Редкие мужчины, как правило, киевляне, энергично работали локтями, яростно отрывая от себя сдерживающие чужие руки. Начальник аэровокзала уже не выходил из кабинета, исчерпав все силы на уговоры и объяснения. Жалкие, растрепанные милиционеры силились отодвинуть толпу от дверей, не отвечая на незаслуженные упреки.

Оставив маму с девочками, я поехала на железнодорожный вокзал. Здесь было еще хуже… С трудом протиснулась в здание вокзала и остановилась. И тотчас на меня зашикали со всех сторон, подталкивая локтями и сумками. Между рядами кресел ходили милиционеры, предлагая желающим отдых в гостиницах Киева — автобусы ждали у подъездов, в гостиницы селили бесплатно. Позаботились о людях и на вокзале: работали буфеты, комнаты матери и ребенка, аптечки. И лишь поезда не могли вместить всех пассажиров враз.

Я вернулась в аэропорт. Мы уселись на сумки, расставшись с какими бы то ни было надеждами улететь сегодня, завтра, послезавтра… Однако к вечеру объявили о дополнительных рейсах. Люди успокоились. Всю ночь взлетали самолеты. Мама с дочерью и племянницей улетели в Тюмень, где, по прогнозам синоптиков, шел мокрый дождь со снегом, на дорогах гололедица, резкое похолодание, возможны метели и снежные заносы…

Раздав последние рубли плачущим женщинам, я вышла на улицу. Высоко в небе сияют звезды, именитые и безымянные, но равновысокие и равнонеобходимые и небу, и земле. Между ними движутся красные мигающие огоньки самолетов… Очнувшись, пытаюсь вспомнить сегодняшнее число — последние дни слились в единый сумбурный клубок, выкативший меня за пределы способности воспринимать окружающий мир как реальность. Кружится голова — и звезды стремительно несутся к земле, раскачивающей меня из стороны в сторону. Я ловлю воздух открытым ртом и приседаю, чтобы удержаться на ногах… Кто-то поддерживает меня под руки и что-то говорит. Голос успокаивает землю — она перестает качаться. Засунув руки поглубже в карманы брюк, направляюсь к почти пустому автобусу, чтобы уехать в Киев. Никто не ждет меня, но ехать некуда, да и сил на большую горечь нет… В дверях оборачиваюсь: на том месте, где я только что стояла и смотрела на небо, — одинокая фигура милиционера.

В автобусе тепло и уютно. Мои — на полпути к «краю света», где метет метель, дует ветер, но нет пыли, нет страха, нет слез. Что еще человеку надо?

…Лишь через несколько дней вспомню я руки, поддержавшие меня около аэровокзала — руки милиционера, руки незнакомого мне человека. Прошло всего двадцать дней после аварии, тысячи людей — перед глазами. Трудно вспомнить лица, имена. Но качнется земля — и раздается рядом голос человека, появляется фигура милиционера… Никогда раньше не задумывалась я о будничной работе людей в милицейской форме — двадцать дней рядом со мной постоянно были милиционеры: тушили пожар на поврежденном блоке, вывозили из опасной зоны, регулировали работу автотранспорта, сочувствовали, помогали, оберегали, поддерживали… И все это вмещается в понятие долга — служение законности и справедливости, служение людям. И я не могу не вернуться в зону — мы все должники друг перед другом.

…На первое комсомольское собрание работников Припятского ГОВД после аварии пришли не только комсомольцы и коммунисты, но и многие беспартийные. Оно было короче обычных, самых коротких, но значительнее и напряженнее: за каждым скупым словом — недосказанное, но понятное и близкое всем, потому что пережили — вместе, побеждали — вместе. Беззаветное мужество при тушении пламени на крыше машинного зала проявили пожарные, самоотверженно действуют экипажи вертолетчиков, бригады врачей, коллективы цехов Чернобыльской атомной электростанции, строителей, городских и районных отделов внутренних дел области и республики — борьба с вышедшим из повиновения атомом еще продолжается, работа ведется круглосуточно, хотя самое страшное уже позади. Позади и самое главное — обеспечение безопасности населения, возложенное прежде всего на работников милиции. Только не итоги подводятся на комсомольском собрании — решаются дела дня завтрашнего, не речи говорятся — держится совет… Ведет собрание секретарь комсомольской организации лейтенант милиции Владимир Яковлев. «Свой служебный и гражданский долг при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС хочу выполнять коммунистом», — читает он строки заявления — собрание единогласно дает рекомендацию для вступления в кандидаты в члены КПСС старшему оперуполномоченному уголовного розыска Василию Дмитриевичу Тарасенко. Аплодисментов нет — есть понимание и уважение товарищей по службе: право называться и быть коммунистом доказано на переднем крае, на передовой.

Да, эти люди подчиняются приказу. Но только ли в приказе дело? В эти дни едва ли не чаще слова «радиация» звучало слово «доброволец»… Тогда, 29 апреля, милиционеры Припятского ГОВД получили указание покинуть город. Пришла смена. Но опять кто-то должен был остаться еще на несколько дней, чтобы ввести в курс дела вновь прибывших, познакомить с объектами и их особенностями. Тогда Василий Андреевич Кучеренко вновь должен был сделать непростой выбор, пусть из числа добровольцев. И он назвал семерых: Владимира Яковлева, старшего следователя Вячеслава Яковлевича Вашеку, участкового инспектора Леонида Николаевича Сержана, инспектора ИДН (инспекция по делам несовершеннолетних) Николая Качана, милиционера патрульно-постовой службы Николая Кириенко, оперуполномоченного уголовного розыска Юрия Остренка и участкового инспектора Николая Мищенко, последние четверо — комсомольцы. Он назвал их, зная о подвиге пожарных…

Приехав из Киева в Полесское поздно вечером, я осталась ночевать в горкоме партии. «Заодно и подежуришь — я третьи сутки без сна, — сказал заведующий орготделом Анатолий Иосифович Герман, — в соседней комнате есть матрац…».