Виктор Александров - Мафия СС

Я слышал немало подтверждений версии, согласно которой до самых последних часов апреля 1945 года существовал план спасения фюрера на самолете. Это была бы несколько насильственная эвакуация. Она могла состояться, если бы рейхсляйтеру Мартину Борману удалось убедить своего хозяина, превратившегося в душевнобольного. Речь шла о длительном перелете, давно продуманном пилотом, исследовавшим отдаленные уголки Африки, — о перелете, который затмил бы операцию, проведенную Отто Скорцени по спасению Бенито Муссолини.

Что же касается Ганса Баура, то он попал не в пустыню на западе Египта, не в Хайфу и не на таинственные берега Красного моря. Личный пилот Гитлера Ганс Баур очутился сначала в московской Бутырской тюрьме, а затем в лагере для военнопленных…

За неимением более именитых гостей Гелиополис встречал с распростертыми объятиями эсэсовца Цех-Неннтвича. Его поместили в большом и комфортабельном здании недалеко от роскошной виллы, которую Фарук приготовил для своего друга — великого муфтия Иерусалима. Приглушенным голосом Цех-Неннтвич рассказывал о своем друге Хусейне Гаафере, личном переводчике с арабского у покойного фюрера. В действительности это был немец родом из Берлина по имени Иоганн Эпплер, натурализовавшийся египтянин с 1934 года. Разговор шел также о делах германо-египетского треста «Оппенгейм — Гесс и К°», возродившегося весьма незаметно, чтобы не встревожить крупные английские компании, столь могущественные на Ближнем Востоке.

Посмеивались над приключениями марокканского эмира в изгнании Абд-эль-Карима, только что сбежавшего с французского грузового судна, проходившего по Суэцкому каналу. В то время Жорж Бидо хотел заключить его в тюрьму…

Время приятно проходило между «Оберж де пирамид», роскошным ночным клубом по дороге в Гизу, и Королевским охотничьим и стрелковым клубом для самых избранных, где было так приятно летними вечерами, когда от вод Нила веяло прохладой… Здесь плели сети очередных заговоров. Добившись первых успехов, сеть подпольной эвакуации бывших эсэсовцев превратилась в контору по трудоустройству, которая успешно переправляла в Египет беглых палачей.

Их имена, переданные мне в 1962 году, были исключительно арийского происхождения, тогда как их псевдонимы — семитского. Например:

Бернгард Бендлер, бывший капитан СС, разыскиваемый за военные преступления, в частности, польскими властями. В тени минаретов он обосновался как бикбаши (полковник) Бешир Бен Салах;

Алоиз Брюннер, один из заместителей Эйхмана, занимавшийся травлей евреев в Салониках и Будапеште, сообщник своего брата Карла (следы которого автор этой книги разыскал в Тироле, перед тем как тот был повешен в 1946 году). Известен в почтовом отделении Гелиополиса под именем Али Мохаммеда;

Фридрих Бюбль, бывший агент гестапо, технический советник египетской полиции с 1952 года, значится под именем Бен Аман;

Иоахим Дёмлинг, офицер подразделения СС, затем шеф гестапо в Дюссельдорфе, оказался в своей стихии, в качестве Ибрагима Мустафы, устанавливая «должный порядок» в политических тюрьмах Египта;

Леопольд Глейм, бывший шеф полиции безопасности в оккупированной Польше; выждав два года, надел красную феску как Наам Аль Нашар и был произведен в полковники, занимался политическими заключенными; опыта для этого у него вполне хватало;

Людвиг Хейден, журналист и пропагандист НСДАП, обратился в ислам, переменив бункер Гитлера на святыни Мекки;

Генрих Виллерман, работавший в административных службах концентрационных лагерей. Разыскиваемый робким правосудием правительства Аденауэра, он предложил свои услуги специалиста в Египте и был назначен управляющим лагеря политических заключенных в Самарахе, около Александрии, под именем Хуссейна Ахима Аль-Файуна.

Многие другие высшие нацистские чины собрались в Стране пирамид. Вернер Вельтшалле, Зайпер, Хитхофер и другие станут завсегдатаями «Гроппи», роскошных открытых кафе в центре Каира, принадлежавших одному амбициозному швейцарцу, который в 1940—1944 годах оказал ряд услуг контрразведке правительства Черчилля.

Известно, что кабинет короля Фарука проявил великодушие по отношению к этим беглецам. Каждый из них получал в сорок раз больше, чем любой каирский полицейский. Помимо этого официального жалования, многие нацисты нашли другие возможности для обогащения.

Вторая волна нацистской эмиграции на Ближний Восток — та, которая была связана с падением Перона в Аргентине, — оказалась еще более «удачной». Составлявшие ее эсэсовцы присоединились к клану торговцев наркотиками и фальшивомонетчиков. Поскольку «третий рейх» воскресить невозможно, не лучше ли, считали они, наводнить опиумом «вырождающуюся демократическую Европу».

Эти похождения бывших нацистов стали мне известны от моего верного друга, помогавшего в моих поисках. Два напечатанных на машинке листка, в спешке засунутых в большой желтоватый конверт, позволили мне поднять тревогу среди читателей нескольких французских, итальянских и скандинавских газет. Тем не менее я чувствовал себя неудовлетворенным, и поэтому пришлось отправиться в длительный рейд по Ближнему Востоку осенью 1965 года.

На террасе кафе «Кассит», что на улице Дитценгофф в Тель-Авиве, я встретился со своим информатором Эгоном В. Мы затронули неизвестные широкой общественности аспекты суэцкого кризиса и его тревожные последствия для Ближнего Востока. Он сказал мне: «В Порт-Саид проникли немцы — крайние националисты, управляемые из-за границы генералом Геленом. Среди них бывшие эсэсовцы, верные нацистским идеям, которые в них вдолбили в молодости. Нельзя забывать, что германское проникновение в страны ислама началось еще с пангерманизма, с этого идейного предшественника гитлеровского фашизма. Речь идет о наиболее зловещей разновидности колониализма, об опасности которого необходимо предостеречь все малоискушенное в политике население этой части мира. Начиная с арабов…»

Я познакомился с Эгоном в 1946 году в Германии. Внук прусского генерала, еврей по матери, он всегда чувствовал двусмысленность своего положения. Этот протестант-лютеранин жил тогда в Израиле. Он имел хороший архив, пополняя его в течение почти двадцати лет.

В 1960 году Эгон жил уже в Рейнской области, в комфортабельной квартире, которую ему как «жертве нацизма» предоставило западногерманское правительство. Там я и увидел его «коллекцию бабочек со свастикой», представлявшую собой старый альбом, который он заполнял с 1944 года. Бывший солдат вермахта, раненный в ногу, но освобожденный от военной службы скорее за «антигерманские настроения», Эгон был отправлен в концлагерь Дора. Здесь он записал на оберточной бумаге приметы эсэсовцев из лагеря смерти, а также их многочисленных подручных. После освобождения он продолжал свои записи и поиски палачей.