Виктор Александров - Мафия СС

— Человек неизбежно оставляет следы на снегу. Охотники и геологи, производящие разведку месторождений, быстро обнаруживают человека в радиусе 100 километров. А вот в пригородах больших городов, где живут люди разных национальностей, другое дело…

По возвращении в Монреаль, после того как мы налетали более сотни часов, мой друг Стас устроил для меня сюрприз. В течение пяти дней он помещал в двух крупных англоязычных газетах в колонке «Предлагается работа» объявление. Совместно с одним голландским бизнесменом он собирался набрать команду из четырнадцати человек, которые должны были за три месяца обнести оградой из колючей проволоки участок тундры в 80 квадратных километров, на который только что была получена концессия (как того требовал канадский закон). Нанять этих людей стоило огромных денег, поскольку каждому требовалось по 40 долларов только на проезд. Однако руда, открытая предприимчивым Стасом, воодушевила его партнера основать фирму и выпустить ее акции на биржу.

Однажды утром сорок весьма живописных человек осадили контору моего друга на улице Сан-Катрин, главной артерии большого города на берегу Святого Лаврентия. «Рожи охотников», — пробормотал Стас, заметив бороды и усы. Многие из них были рыжими — это наводило на мысль, что этот цвет волос преобладает за Полярным кругом. «Ваши имена и прошлое место работы», — повторял Стас.

Среди них были два шведа, один шотландец, шесть или семь венгров и не знаю сколько украинцев. Затем вошли четверо — двое молодых и двое постарше — и представились совершенно одинаково. Главный среди них, бывший охотник, со светлой шевелюрой с седыми прядями и тонкими губами, уточнил, что они из одной команды, в которой он главный, и что с ним и надо вести разговор. Сам он охотился на гризли на Юконе, прошел тысячи километров по районам урановых месторождений и ставил капканы на молодых тюленей на ледяных заторах Сан-Жана. Его национальность? Гортанным голосом он ответил: «Я словак». Стас заговорил с ним на его языке, и он отвечал правильно. Затем Стас поинтересовался по-английски:

— А где вы потеряли руку?

Этот вопрос, казалось, привел в раздражение его собеседника. «Словак», ни слова ни говоря, схватил письменный стол, на котором стояла пишущая машинка, и единственной рукой поднял его к потолку.

Я восхитился его мышцами, вздувшимися на сгибе засученного рукава клетчатой рубашки. Этот охотник с грубым лицом меня заинтересовал. Я спросил его по-немецки:

— А вы умеете ставить столбы с колючей проволокой?

Не колеблясь, он ответил мне несколько нараспев с прекрасным венским акцентом:

— О, это да! Колючая проволока в мотках или на перекладине, все, что хотите… Поверьте мне.

Назавтра Стас, решивший нанять эту своеобразную команду, был весьма удивлен: «словак» и его люди не явились в назначенное время. По оставленному им адресу, где-то в китайском квартале, ответила, что «утром Карл Яш уехал куда-то на Юкон. Охотник на гризли, не так ли?..»

Только тогда я сопоставил свои воспоминания.

Не могло ли случиться, что таинственный эсэсовец из Пьоленка стал охотником Карлом Яшем? Оба они носили одно имя, были похожи, говорили на одном языке.. И не щадили ничего живого…

Согласно данным, полученным из надежного источника в Оттаве, около тысячи военных преступников скрываются на территории Канады.

В субботу 5 февраля 1983 года Клаус Барбье-Альтман, бывший нацистский шеф IV отдела СД во Франции, был заключен в крепость Монлюк в Лионе — ту самую старую тюрьму, где в 1942—1944 годах он подвергал пыткам сотни патриотов — участников французского движения Сопротивления… Судья Рисс, которому поручено вести это дело, предъявил ему обвинение в «преступлениях против человечества».

Второй раз за сорок лет эсэсовец, который несет ответственность за многие преступления, стал «знаменитостью» тихого Лиона.

3 ноября 1982 года, за три месяца до выдачи Барбье, г-н Кристиан Рисс вновь открыл досье преступлений, заведенное на нацистского палача на основании новых показаний узников, а также участников Сопротивления, собранных парижским адвокатом Сержем Кларсфельдом. Самолет ДС-8, на котором был доставлен из Французской Гвианы заочно осужденный военный преступник, приземлился на военной базе в Оранже. Оттуда Барбье был переправлен в Лион вертолетом.

Это стало возможно благодаря тому, что в Боливии за несколько месяцев до этого после многих лет правления фашистской военной диктатуры был установлен демократический режим. Новое правительство Эрнана Силеса Суасо, возглавлявшего коалицию левых сил, пришло к власти в начале декабря 1982 года. Чтобы поднять свой авторитет и заручиться определенной экономической и финансовой поддержкой, новый режим решил доказать мировому общественному мнению свой демократический характер. И наиболее убедительным жестом в этом смысле стала выдача нацистского преступника. Франция, возглавляемая с 1981 года коалицией левых сил, воспользовалась политическими переменами в Боливии, где сменявшие друг друга французские послы без особой настойчивости уже давно требовали выдачи «лионского палача», дважды заочно приговоренного к смерти военными трибуналами Лиона — в 1952 и 1954 годах — за военные преступления, в отношении которых истек срок давности [67] Материалы обвинения содержали главным образом данные об операциях в районе Лиона и не вменяли Барбье в вину убийство четырех тысяч граждан, арест и депортацию около двадцати тысяч патриотов — участников движения Сопротивления и «неарийцев». .

Со времени трибунала в Нюрнберге в 1946 году, второго суда над военными преступниками в 1947 году, среди которых был Оллендорф, и суда над Эйхманом в Иерусалиме в 1961 году многие процессы над нацистскими головорезами создали прецеденты для процесса 1984 г. по обвинению в «преступлениях против человечества», отныне не связанных со сроками давности. Этот процесс, который, возможно, будет скрыт от телевизионных камер, явится тем не менее историческим уроком для молодого поколения и мучительным воспоминанием для переживших тяжелые годы войны.

Чтобы лучше понять публичное судебное разбирательство, которое, несомненно, состоится в Лионе, следует обратиться к эпохе денацификации, периоду, последовавшему после окончания второй мировой войны. Из 15,5 миллионов немцев, числившихся в 1946 году в американской зоне оккупации, 3,5 миллиона было объявлено, согласно положениям о денацификации, «подозрительными». Из этого числа 33,5 % не подвергались никаким преследованиям; 51,3 — рассматривались как простые исполнители (Mitläufer); 11,1 — как мелкие преступники (Minderbelastete); 2,2 — были признаны «виновными» и лишь 0,1 % — «крупными преступниками».