Евгений Крушельницкий - Город мастеров

— Странно. Если верить социологам, то около 80 процентов россиян хорошо относится к приезжим с Украины, причем эта цифра гораздо выше, чем набрали гости, например, из Африки, не говоря уж о Кавказе.

— Ничего удивительного: когда народы близки, то и анекдоты самые обидные. Вроде они такие же, как мы, а живут не так, язык коверкают, будто нарочно издеваются. Испанцы рассказывают о португальцах, шведы о норвежцах, французы — о бельгийцах. Порой считают, что если много анекдотов о евреях, то это показатель антисемитизма. Ничего подобного! Когда конфликт серьезен, анекдотов не появляется. Не может быть сегодня анекдотов о чеченцах, потому что слишком болезненная тема.

— А мы сами как выглядим в анекдотах?

— Примерно так же, как и другие народы, умеющие посмеяться над собой. За нами всегда остается последнее слово, смешное и неожиданное. Нерасчетливость, широта души, склонность выпить — всё это у нас не считается недостатком. А вообще-то самоирония — хорошее свойство, признак душевного здоровья.

— Появилось много новых слов, порой прилипчивых, которые звучат на каждом шагу. Что, старых уже не хватает?

— В некоторых ситуациях хочется сказать как-то веселее, экспрессивнее, и жаргонные словечки входят в язык. Например, от компьютерщиков: я завис или не грузи. В разговоре с друзьями и я употребляю что-то похожее, что кажется мне выразительным, ярким. Но я категорически против криминального жаргона. Ведь даже с высокой трибуны часто звучит: кинул, обул, разводка, разборка, мочить в сортире. И человек себя выдаёт, показывает, в каких категориях мыслит. Так происходит криминализация сознания, а это гораздо опаснее засорения языка иностранными словами, с которыми русский язык справится, добавит к ним русские суффиксы, приставки, включит в систему склонения или спряжения. Например, от аббревиатуры PR получилось пиарить, пиарщик, отпиарить. Возможно, эти неологизмы приживутся, хотя уже и не имеют ничего общего с первоисточником.

— Неужели наш «великий и могучий» не способен создавать новое от русских корней?

— К сожалению, у нас утрачен огромный языковой пласт — диалекты. Ещё не так давно они воспринимались как что-то неполноценное, и потому заодно с крестьянством уничтожали его речь: не говори, как бабушка, она неграмотная! Вот и прервалась связь поколений.

А в Германии к родному языку относятся иначе: в Баварии, например, никогда не выберут политика, который не владеет местным диалектом. Если человек выступает публично, то, конечно, говорит на общепонятном, литературном языке, но в семье, с друзьями — на своём. Сколько же ярких, выразительных слов мы потеряли… А ведь можем черпать из собственного языка бесконечно, не заимствуя иностранное.

Елена ЗЕМСКАЯ — доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель науки России. Она работает в Институте русского языка имени Виноградова и всю жизнь изучает, как мы говорим. Мы же говорим так, как нам удобнее и как привыкли, не особенно обращая внимания на форму. И когда перестаем понимать друг друга, задумываемся: что же происходит с языком, в какую сторону держит путь наш великий и могучий?

— Елена Андреевна, со школьных лет мы слышим призывы говорить правильно, литературно. Со временем понимаешь, что «литературно» говорят, пожалуй, только иностранцы, учившие язык по самоучителю и не успевшие как следует попрактиковаться. И живём мы с этим литературным языком как бы в параллельных мирах, пока не придется выступить с трибуны или написать, скажем, исковое заявление, что случается нечасто. Выходит, русский язык, которым так восторгались классики, годится в основном для торжественных случаев?

— Когда в 60-е годы мы начали записывать и изучать разговорную речь, то были потрясены. Люди, читая наши записи, не могли поверить: мол, это невозможно, так не говорят… Ведь разговорный язык — это совершенно другая система. В ней допускается иной порядок слов, даже без интонационных знаков препинания: «Пальто моё новое видел как сшили?» Если есть слова бездорожье и бездушие, то, значит, могут появиться и безбалконье, и безмагазинье.

В отличие от просторечия, на котором говорят малообразованные люди, разговорная речь — полноправная часть русского литературного языка. Но книжный язык изучают, а разговорный — нет, отсюда и расхожее мнение, будто следование нормам разговорной речи — ошибка. Ничего подобного. Просто у такой речи свои нормы, и пользуются ею в особых ситуациях. Это язык неофициальный, непринужденный, требующий близких отношений с собеседником, тогда он уместен. Как, впрочем, и авторская колонка с доверительной интонацией в газете, и письма читателей.

Существует масса ситуаций, и каждая требует соответствующего воплощения в языке. Не будет же пациент разговаривать с врачом так же, как с соседкой. Разговорный язык позволяет человеку действовать в соответствии со своими вкусами и способностями. Один привык к штампам и стереотипам, а другой творит новые слова.

— Например?

— Это может быть языковая игра: «Какой был торт! Обалдемон». Или слова-характеристики: актрисуля, причесон, ожидаловка.

Разговорная речь всегда живая, экспрессивная, выразительная. Например, научный работник принес руководителю свою диссертацию и говорит секретарше: «Я ему оставлю свою бодягу». Или: «Эти цитаты нужны для шлаку» (для наукообразия). О женщинах-сослуживцах: «Они там все засушенные, гербарные…»

Вместо того чтобы искать слово, иногда бывает проще описать предмет: не ручка или карандаш, а — чем писать, вместо человек в очках — в очках. Или можно тут же придумать новое: «А где же наша кололка? Пора бы уж!» (о медсестре). «Как вам его мемуары? Чувствуется, что сам вспоминатель противный». «Эта музыка не танцевабельна. Она слухабельна».

Порой язык упрощается до предела, чтобы только можно было понять. Например, две женщины готовят салат, одна льет в него уксус. Другая говорит: «Ты не пере-это?» «Стараюсь не пере».

У разговорной речи своё место, свои функции. Тут есть стремление освободиться от шаблона, которое требует вкуса. Есть и лень, нежелание утруждать себя поисками уже готового. Но если бы все заговорили официальным книжным языком, наступила бы тоска смертная.

— У нас часто повторяют тургеневские слова о русском языке — великий и могучий, правдивый и свободный… Неужто и в этом мы превзошли весь мир? Но тогда почему так беден словарь, например, при обращении друг к другу? Все больше по половым признакам (девушка, мужчина, бабуля), по роду занятий (отдыхающий, больной, пассажир). Да ещё на рынке можно услышать от нерусского продавца — «уважаемый».