Евгений Крушельницкий - Город мастеров

— Да, это недостаток нынешнего языка. Но я изучала минувшие века и знаю — были у нас разные формы обращения. В дневниковых записях, например, читала, что девочку в гимназии называли «госпожа Покровская». А ей было 13 лет.

Я ещё застала отзвуки того времени. Моим учителем был академик Виноградов. У нас были довольно близкие человеческие отношения, и однажды он с женой пришёл ко мне в гости. Моей дочке было 6 лет, и академик поздоровался с ней в коридоре: «Здравствуйте, Людмила Всеволодовна». Предварительно потрудился узнать отчество…

— Профессорский юмор?

— Ничего подобного. Мы познакомились, когда мне было 18 лет, и он меня всегда называл только Елена Андреевна, и никак иначе. Так же уважительно он обращался ко всем студентам. Кстати, с женой своей он был на «вы».

Сейчас это кажется неестественным, а полвека назад так было принято среди интеллигентных людей. Социальные перемены привели к тому, что обращения ушли, и это жалко. Государь мой, сударь, господин, дама… Будет неплохо, если, например, сударыня вернется. Чем это хуже пани или мадам. Порой такое уже встречается. Молодые ребята продают какую-то мелочь. Спрашивают: «Сударыня, вам не нужны детские книжки?» Или в метро недавно слышу: «Дама, проходите». А на официальном собрании господин, госпожа — это часто можно услышать.

Что касается Тургенева, то он ведь даже прозу порой писал в стихах, восхищался своим родным языком и хвалил его как мог. Это как влюбленный о своей женщине — не стоит понимать его буквально и слишком серьезно относиться. Один немецкий филолог написал статью, где не соглашался с этими тургеневскими словами. Мне кажется, вообще странно говорить, что русский язык лучше английского или французский лучше немецкого. У каждого свои недостатки и свои неповторимые черты. Да, у нас нет десятков названий снега, как у северных народов, но зато мы можем выразить такие нюансы, которые трудно перевести. На вопрос «как живете?» американец ответит «файн». А у нас — и замечательно, и ничего, и так себе, и даже — ой, и не спрашивайте…

— Вы с коллегами издали «Словарь общего жаргона». Вас чем-то привлекает жаргон? И почему он вдруг стал общим?

— Общий он потому, что туда вошли слова из разных жаргонов — от финансового до воровского, которые стали общеупотребительными, встречаются на радио, телевидении, в прессе. Иностранные переводчики в растерянности: что такое отмороженный, чмо? Или — срубить бабки, платить зеленью? Лимон и халява? Почему среди школьников так много ботаников и отсутствуют, скажем, историки и физики?

А привлекает он меня тем, что в нём множество выразительных слов, не противоречащих духу языка, лаконичных, образных — челнок, за бугром, вырубиться, прихватизация. В ответ на монетизацию появилось ироничное монетизадница. Или — тусовка, очень удобное слово, с шутливым оттенком. Ведь в языке нет аналога такому сборищу, где люди не организованы, разговоры и контакты случайны, как в карточной игре. Я обрадовалась, когда услышала его из уст самого Солженицына, ярого врага небрежности словоупотребления.

Есть, конечно, и крайности (вроде: где оторвал забойный прикид? Сколько отслюнявил?), но они выходят из употребления вскоре после окончания школы, а тем более с поступлением в вуз.

— Были времена, когда речь радио- и теледикторов считалась образцовой. А сегодня реклама идет с этакими ухарски-приблатнёнными интонациями: «На первом! Канале». Или в конце фразы интонация ползет вверх, хотя никаких вопросов нет.

— Что касается смещения интонации, то это американское влияние. Казалось бы, как Америка может влиять на русских людей? Но я специально изучала язык русских эмигрантов, и оказалось, что в первую очередь меняется интонация. Человек ещё толком не знает язык страны, где живёт, а родной язык уже портится. Это фонетический закон. Конечно, и реклама вносит свой вклад.

Да и вообще речь нынешних тележурналистов и их собеседников кишит словами-паразитами: тут и озвучить, и будем так говорить, и бесконечные на самом деле.

А заимствованное выражение удовольствия — вау, жесты кое-какие… Думаю, что это попытка создать свой имидж — этаких современных и раскованных, уставших от зарубежных поездок. Даже отчество отмирает благодаря трудам журналистов. Смотришь телевизор — «У нас в гостях профессор Андрей Петров. Скажите, Андрей…» — обращается к нему ведущий, который этому «Андрею» во внуки годится. Да и мне часто приходится слышать при знакомстве: «Люда». — «Простите, а ваше отчество?» — «Я ещё молодая.» Это говорит дама, которой за сорок.

— Опять во всём виноваты журналисты… И что теперь с нами делать?

— Ну что с вами поделаешь… Нам самим надо стараться говорить хорошо — и в семье, и в обществе. И чтобы в школе хорошо учили.

— Нуждается ли русский язык в защите?

— Язык-то нет, а вот большинство говорящих на нём нуждается в повышении культуры. Язык же способен самоочищаться. Вслед за мэном, герлой и чуваком исчез и консенсус. Лишнее уйдёт, останется только необходимое и жизнеспособное. С ненужными словами язык справляется. Вылечился от канцелярита со всеми его сувенирными изделиями и моющими средствами. Идёшь по городу — вместо гастрономов и продовольственных товаров — еда, продукты. Гораздо хуже порча языка словами-паразитам — типа, как бы, безответные переспрашивания: «Все эти реформы, да? пока не сделали народ богаче, да?»

Моя знакомая говорит: «Приходи ко мне в гости, у меня типа день рождения». Вот и думай: готовить подарок или «типа подарок».

Такая приблизительность в языке, словно люди не решаются быть точными, уверенными в своих словах.

Но порча, на которую так остро реагируют пессимисты, затрагивает не систему языка, а лишь умение говорить и писать. Язык не портится, он ожил. Редко кто может говорить в официальной обстановке грамотно и раньше речи читали по писаному. Сравните у Галича: «Я как мать говорю, как женщина…» Первым отказался от бумажки Горбачев, полезли ошибки. Да и люди не стали говорить хуже, просто мы услышали прежде молчавших, у них развязались языки. Они заговорили свободно, без страха, расцвел жанр интервью, прохожие отвечают на вопросы репортеров, диалоги в прямом эфире…

Ещё Ломоносов разделил речь на стили — высокий, нейтральный и сниженный. Раньше нормой был запрет, теперь нормой стал выбор. Выбирай: уста — рот — хлебало, вещать — говорить — молоть. Сегодня межстилевые границы стираются, вкрапление в деловую речь жаргонных слов, интеллектуальное ёрничество — обычное дело. «Виртуальная авоська общего пользования» — это об интернете. «Мебель Италии. Последние феньки». Но во всём, как говорил Пушкин, должны быть сообразность, чувство меры.