Евгений Крушельницкий - Город мастеров

— Не только. Ещё и качеством, высокими технологиями. Сегодня никто и не подозревает, что Китай вместе с Японией и Кореей окажется в единой дальневосточной федерации. Это будет в 30-е годы.

— Когда же наконец будет хорошо и в России?

— Я часто встречаю за рубежом российских эмигрантов. Они, как правило, недовольны новой жизнью и вспоминают: как славно было дома, а мы этого не ценили… Иначе говоря, доволен здешней жизнью тот, кто отсюда уехал. Всё относительно — и хорошо там, где нас нет.

— Что пожелаете москвичам?

— Желаю им по крайней мере сохранить нынешний уровень жизни.

Впрочем, можно и помечтать — например, о том, чтобы приблизиться к уровню жизни наших чиновников. Пусть они, кстати, не забывают о транспортных проблемах, иначе через два-три года движение в городе просто остановится.

— Говорят, о вас уже слагают анекдоты. Расскажите что-нибудь.

— Ну вот, к примеру: захожу я в секс-шоп и прошу резиновую женщину. Мне дают. Спрашиваю время выпуска. Январь 2005-го? Козерог… Нет, не подходит.

Или вот из криминальной хроники: сообщают, что я был доставлен с серьезными черепно-мозговыми травмами в институт Склифосовского. Оказывается, Майк Тайсон попросил меня составить гороскоп, а я сказал, что он родился в год Чёрной Обезьяны…

— Действительно что-то такое было?

— Нет, хотя мне и хотели организовать с ним встречу. Дело в том, что Тайсон очень суеверный человек, носит талисманы, интересуется гороскопами. Но родился он под знаком Рака в год Лошади.

— Как относитесь к популярности? Не мешает?

— Нормально отношусь, потому что мог бы себя реализовать и без этого. Популярность мешает тем, кто от неё зависит, боится потерять, комплексует. Зато она помогает что-то донести до людей, не надо по сто раз повторять.

— Что дала астрология лично вам?

— Ей я обязан творческой реализацией, положением в обществе. Я рассчитал все стартовые шаги, когда нужно было начинать, избежал многих опасностей. Многое удалось, хотя есть ещё некоторые планы, которые, надеюсь, удастся осуществить.

— А помогли ли эти знания стать счастливее?

— Счастье — это то, чего у тебя нет, но к чему стремишься. Оно или в прошлом, или в будущем, это синяя птица Метерлинка. Поймаешь — и нету его. Но сама погоня за ним и есть счастье.

Слово было не только в начале всего, оно и сейчас и строит, и рушит. Хотите подружиться или поссориться — скажите что-нибудь. А там уж как пойдёт, всё зависит от качества текста. Именно на этом качестве и сосредоточены профессиональные интересы специалиста по культуре речи, кандидата филологических наук Елены ШМЕЛЁВОЙ. О том, как порой раздражает людей неверно поставленное ударение в слове, она знает по собственному опыту.

— Елена Яковлевна, вы ведёте на радио передачи о культуре речи. Неужели сами никогда не ошибаетесь?

— Случается. Вот, например, как-то сказала, что нашу передачу слушают «люди разных возрастОв». А в словарях — вОзрастов. И это при том, что я говорю более или менее правильно и за собой слежу. Но стоит ошибиться — и тут же приходит сотня писем: как вы могли так сказать?!

— Отчего же мы столь трепетно относимся к подобным вещам, несмотря на обилие более серьёзных проблем? К тому же бывают ведь и варианты нормы — скажем, люди могут быть бОдры и бодрЫ, а дни — кОротки и короткИ. А постоять можно и у мостА, и у мОста — мир от этого не рухнет.

— Дело в том, что язык — очень эмоциональная сфера. Мы встречаем человека не столько по одёжке, сколько по его речи. Язык легко выдает, откуда он, из какой семьи, каков уровень культуры. Но тут многое зависит от нашей собственной культуры, и потому реакция на чужую речь не всегда оправданна. Иногда, например, мне пишут: «Меня раздражает, что говорят «в эфире «Маяка». Разве эфир принадлежит только «Маяку»?» Конечно же, нет. Точно так же, как и у комсомольцев никогда не было никаких особых прав на Комсомольскую площадь, а у улицы «Правды» — монополии на правду. Порой даже старомосковское произношение, которое считается образцовым, тоже кому-то не нравится. И пишут: мол, мы вас очень любим, но почему вы сказали «грешневая каша»?

— Что ж, знатоки всегда в меньшинстве. Выходит, язык если и меняется, то только в худшую сторону?

— Меняться-то он меняется, а вот в какую сторону — дело вкуса. Например, убыстрился темп речи, изменилась интонация в конце повествовательного предложения, и нередко получается радостная несуразица: «В результате взрыва пострадало пять человек!»

Мы, лингвисты, не можем бороться с тем, что есть. Мы фиксируем, храним и при этом стараемся держаться до последнего. Ещё моя бабушка говорила: дарИт. Сегодня звучит — дАрит, это норма. А вот в слове звонИт не хотим менять норму на звОнит, хотя для многих такое уже привычно. Но когда так начинают говорить образованные люди, носители нормы, — приходится менять норму.

— Кто же эти носители? Люди, которых слышим по радио, видим на телеэкране?

— Это сложный вопрос. Обычно в нормальном обществе есть какой-то социальный слой, который ощущается как языковой авторитет. В своё время это была столичная аристократия, потом актёры московского Малого театра, в советское время — дикторы радио. А сейчас неизвестно, на кого ориентироваться. Политики говорят плохо, язык радио и телевидения тоже очень далёк от образца. Правда, остаётся авторитет у старой профессуры, учёных. Уж хотя бы преподаватели русского языка не снижали планку — это последний оплот, который должен устоять! Когда мне говорят, что учительница исправила в сочинении правильную форму на неправильную, для меня это уже почти крушение мира. Ведь что объединяет нас, россиян? Общее прошлое и язык. Как мы все говорим — таким и будет язык наших детей. Но часто даже те, кто называет себя патриотами, плохо изъясняются по-русски. И книжку может каждый напечатать, причем её качество — личное дело автора. Оборотная сторона свободы…

— А что, в прежние времена качество было на высоте?

— Там мешала идеология. Полистайте наши толковые словари: Бог — помета «устаревшее», благотворительность — помета «в буржуазном обществе». В словаре Ушакова нет названий жителей городов — москвичей или киевлян, но почему-то есть ленинградцы. Почему? По алфавиту слово ленинец оказалось в словнике следующим за словом ленивый . И вдруг кто-то прочитает заглавные слова подряд — получится «ленивый ленинец». Но выход нашли: вставили между ними слово «ленинградец»… Словом, много было глупостей всяких.

Сегодня другая крайность — отсутствие всякого контроля, в результате выходят непрофессиональные словари. А словарь — это то, чему люди доверяют абсолютно. И вдруг там ошибки: например, в словаре, адресованном депутатам, приводится слово сОзыв с ударением на первом слоге, хотя это произношение неправильное, просторечное, правильно — созЫв.