Александр Проханов - Крах однополярного мира

Вот почему политические силы, желающие сохранения своего статуса, с утра до ночи твердят про «преступления коммунистического режима», про «Сталин хуже Гитлера»… Их задача — не дать Русской мечте сформироваться, их цель — не выпускать нас из выгребной ямы. Их предшественники, большевистские пропагандисты, делали то же самое, формируя образ «царской России — тюрьмы народов», сводя все взаимоотношения людей к аспекту «эксплуататор/эксплуатируемый», а поиск ответов на метафизические вопросы — к «опиуму для народа». Но при этом рисовали образ «светлого будущего». Получалось: позади — черным-черно, сегодня — трудно, но зато завтра — светлым-светло. Однако, как показала практика, отбрасывание позитива из предшествующего прошлого, гипертрофия бывших в нём проблем ради формирования негативного образа сломанной системы общественного устройства — метод, лишающий общество способности к формированию действенной продуктивной мечты. Похожей болезнью страдает процесс вызревания Европейской мечты. В ней присутствует элемент того, что может её разрушить: у них едва ли не на первом месте тезис: «Прошлое не должно повториться!» И что же мы имеем по факту на сегодня? Мы имеем не «never again», а натуральное возрождение фашизма в бывшей Восточной Европе — фашизма, уже принявшего форму вооруженных действий, убийства людей.

Мечта, как эмоциональное ожидание справедливо устроенного и благополучного общества, — живёт и ждёт. Мечта, как мобилизующий инструмент, — в России пока не существует. Ужас 90-х сменился напряжением «нулевых», а ныне мы переживаем неопределённость «десятых». Политическая и культурная жизнь — та, в которой мечты рождаются, — отсутствует. Она даже не профанируется — как в приснопамятный период «перестройки».

За последние 30 лет мы пережили грандиозный погром ценностей. Говоря обобщенно и упрощенно, ломали базовую матрицу коллективизма, а вместо неё внедряли принципы индивидуализма. Алчный хапуга возведен в ранг успешного и уважаемого бизнесмена, а люди, продолжавшие соотносить свою жизнь с жизнью страны, объявлены недобитыми «совками» и жалкими неудачниками. В результате государство слабело на глазах всего мира по всем измеряемым параметрам: экономическим, культурным, военно-политическим. До его полного растворения в мировом пространстве оставались, возможно, считанные годы. Но в середине нулевых «что-то произошло». Природный — то есть присущий нашему народу на глубинном уровне — коллективизм стал себя проявлять. Об этом говорили различные социологические замеры, об этом свидетельствовал рост просоветских симпатий, это ярко проявилось в такой массовой акции, как рожденный в народе «Бессмертный полк». Политика власти и ценности власти оставались прежними: условно «либерально-демократическими», а по сути — ценностями алчных хапуг, спекулянтов и национал-предателей. Но «что-то» сдвинулось и внутри власти: инстинкт самосохранения потребовал внесения корректив в пропаганду (поддержка «Бессмертного полка» и других патриотических акций) и — главное: укрепления армии, приведения ее к состоянию, способному защитить. Защитить — что? Страну или награбленное?

Общество ощущает данную ценностную двусмысленность, и проявляется это в парадоксальных явлениях: одновременно наблюдается рост протестных настроений и рост рейтинга президента страны. Чтобы коллективный разум народа не свихнулся от этого шизоидального самоощущения, у одной части общества возникает спасительная дихотомия: президент — хороший, а правительство — плохое. У другой — та же дихотомия, но наоборот: президент — плохой, а правительство — хорошее. Еще одной психологически спасительной дихотомией является позитивная оценка внешней и негативная — внутренней политики президента (и/или правительства). И это неплохой выход — лучше хотя бы так спасти «коллективный разум», чем утратить его полностью.

Что ждёт нас в грядущем водовороте истории? В экономическом измерении картина предсказуема, проста и понятна. Исход её неясен, но содержание самой борьбы — вполне предсказуемо. В ценностном измерении всё не так очевидно. Хочется описать картину как борьбу консервативных и неких «прогрессистских» ценностей, но заранее ясно: подобные термины сегодня непригодны. Даже такое расхожее понятие, как «консервативные ценности», — размывается в пределах России, не говоря о большем. Потому что для одних подобные ценности — это опора на коллективизм советского типа, для других «консерваторов» идеалом являются иные образцы и периоды истории и т. п. Кроме того, невозможно оперировать этими и подобными категориями в отрыве от важнейшего параметра менталитета: мировоззренческого базиса. А он оказался вообще вне наблюдений и измерений.

И еще одну озабоченность следует высказать. На наших глазах идёт процесс возникновения и становления «нового человека» — я имею в виду как формирование ещё не осознанной и не измеренной ценностной матрицы уже пришедшего поколения, так и наступление кибертехнологий, кардинально изменяющих представления о базисных вещах, о добре и зле. Важно не упустить из внимания этот процесс. Иначе мы окажемся в положении людей, отлично знающих, что такое чересседельник, шлея, супонь, гужи и подпруга. Только тягловых лошадей вокруг них уже нет, и эти сведения — бесполезны.

Несмотря на неясность языка описания пространства ценностей и их динамики, хочется хотя бы отметить, что рассмотренные здесь «мечты» и порождаемые ими политические курсы, соотносятся с так или иначе понимаемым консерватизмом или традиционализмом. Да, у каждой страны свой консерватизм и свои идеалы, но хочется задуматься: возможен ли некий консервативный если не альянс, то хотя бы компромисс, который позволит в этой схватке не погибнуть, не быть поглощенными сильным соперником, а продолжить свой собственный путь? Не пора ли начать диалог именно на этом языке и на этом базисе, а не на обветшалом и бессмысленном языке идеологий?

Реальная политика занимается вопросами ресурсов и власти — понимаемых в широком смысле.

Ресурсы включают в себя не только «полезные ископаемые и продукты производства», но и людей, призванных правильно производить и надлежащим образом потреблять. И то, и другое качество людей воспитывается и управляется ценностными рычагами. Власть также опирается на человеческие качества, поэтому и в этой сфере ценностные рычаги — на первом месте. Властные кланы: как в пределах одного государства, так и в глобальном мире, — борются друг с другом, управляя ценностными матрицами людей. Религиозные войны — это войны ценностей, а почившее в бозе пресловутое «сосуществование двух систем» — сосуществование разных систем ценностей. Ценностные матрицы пожираются другими ценностными матрицами.