Александр Донских - Яблоневый сад [litres]

Меня, конечно, тоже сильно трогает, что выбрасывают книги. Долго переживаешь, когда такое безобразие встретишь. У меня был один интересный случай года 3–4 назад в Москве. Мы как-то раз шли с женой по городу и видим – люди тащат связки книг. Заинтересовались, проследовали за людьми. Они зашли в сарайчик из профнастила – оказалось, что-то вроде пункта приёма макулатуры. Мы заглянули в сарайчик и – обомлели: сколько там было книг! Прекраснейших книг классиков, и книги продавали на вес. Я не смог просто так оттуда уйти: перекупил книг килограммов на 300, не меньше, если руководствоваться их критериями…

Целую библиотеку!

Да, можно сказать, что целую библиотеку приобрёл.

Что касается ЕГЭ и чтения вообще, скажу прямо: я не поддерживаю ЕГЭ и думаю, что это не лучший способ проверить знания у молодого человека. Мне кажется, что экзамен должен быть шире, чем просто проверка знаний, а подготовка к нему – это как подготовка к большой жизни. Экзамен – прежде всего проверка на зрелость. Неспроста раньше аттестат об окончании школы называли аттестатом зрелости.

Молодой человек должен интересоваться чтением и читать книги не только из школьной программы. Школе, родителям, обществу в целом нужно неустанно работать в этом направлении. Но главное – в семье должен установиться культ книги. Я сам, как уже говорил, заядлый книгочей с младых ногтей, приучал к чтению моих детей, а сейчас стараюсь заинтересовать книгой внуков. Работать всем нам есть над чем. И подходы к ЕГЭ нужно менять, не резко, а взвешенно. И определённые подвижки в этом направлении со стороны государства уже имеются: радует и обнадёживает, что вернулось в школу сочинение в качестве допуска к экзамену по русскому языку.

От темы чтения логично перейди к философии. Лев Толстой говорил, что человек, который ни разу за день не подумал о смерти, день прожил зря. А вы как часто задумываетесь о непреходящем и бренном?

Одно дело – задумываться о смерти, а другое дело – думать о вечном, нетленном или бренном. Тут, полагаю, немножко разные всё же вещи. Мне, в отличие, к примеру, от Льва Толстого, наверное, просто некогда задумываться о вопросах смерти. Не много возможностей, к сожалению, так вот просто посидеть и поразмышлять. А может быть, у меня тип характера такой – постоянно мне движение требуется.

Но что относится к каким-то вопросам о вечном или, может быть, не совсем вечном, к вопросам истины или к каким-нибудь другим важным вещам, вот здесь, конечно, частенько приходится в практической плоскости этим всем заниматься. Почему? А потому, что любое, даже мало-мальски принципиальное решение вольно или невольно, но ты оцениваешь с позиции… ну, может быть, не вечности, но какой-то временн о й протяжённости и полезности для людей. Может быть, я выражаюсь как-то упрощённо, но тем не менее.

Полагаю, что любой человек должен понимать, как его действия, его шаги, такие в основном шаги – серьёзные, принципиальные, – соответствуют, что ли, вечным истинам. Наверное, подсознательно, как-то невольно, но я всегда задумываюсь, насколько моё решение правильное, целесообразное, полезное. Понимаете, ведь принимаешь на себя ответственность не только перед людьми, с которыми ныне живёшь вместе, но и перед теми, кому предстоит в ближайшем или отдалённом будущем жить и трудиться на этой земле. Необходимо чётко осознавать финансовые, производственные, временн ы е и иного рода возможности и потенциалы, чтобы дело пошло как надо и приносило людям реальную пользу. Ежедневно от людей поступает огромное количество просьб, предложений, различных инициатив, и ты должен выбирать и опять-таки задумываться о пользе, о реализации задуманного во времени, учитывать много, очень много параметров. Каждый день приходится что-то выбирать, и, к сожалению, остаётся в среднем примерно 10 % от того, что было предложено мне для принятия решения. И ежедневно, ежечасно сравниваешь, что выгоднее, полезнее для людей, для региона. Вот тут иногда и задумываешься глубоко о непреходящем и бренном.

Сколько, Сергей Георгиевич, чудесных песен кануло в Лету! А на смену – чепуха и кривляния неврастеничных персон. Помните песню из советских времён композитора Э. Колмановского на слова К. Ваншенкина «Я люблю тебя, жизнь…»?

А за что вы любите жизнь? Любовь взаимная?

Я не знаю, Александр Сергеевич, насколько так совпало, что вы в качестве примера выбрали именно эту песню… Вспоминается конец 90-х годов. Сложная была ситуация, вы сами, наверное, помните – задержки по зарплатам, пенсиям, неработающая промышленность, разгул преступности и тому подобное. Мы, коммунисты, однажды организовали перед Серым домом большой митинг, вышел к нам губернатор Юрий Абрамович Ножиков, пригласил делегацию к себе в кабинет на разговор. Мы пришли и выдвинули перед ним 10 требований, одно из которых было – чтобы я получил 5 минут в неделю для выступления по областному радио. И я с семи утра один раз в неделю в течение года выступал с пятиминутной речью. А перед моим выступлением звучала музыкальная заставка – мелодия песни «Я люблю тебя, жизнь…». Выбрал её я. Думаю, что она одна из тех песен, которую можно брать в качестве девиза на всю жизнь.

Взаимно ли, спрашиваете? Думаю, что да.

Хотя, если посмотреть объективно и строго, мало кто по жизни получал столько ударов и шишек, как лидер оппозиции, за не просто годы, а за десятилетия борьбы. Но я прекрасно понимал, за что и от кого получаю. И такие обороты судьбы меня ни в какую-либо грусть-тоску, в негатив, в обиды совсем не склоняли и не бросали. Я понимал, что должен бороться. Я понимал, что должен неустанно отстаивать мою позицию. И словом, и делом. Я всегда готов был показать и показываю людям, что именно намеревался и намереваюсь осуществить. Был таковым и в депутатском моём статусе, и ныне в губернаторском. Песня действительно моя, и любовь взаимная! Вот так, если, конечно, коротко говорить.

Ещё один вопрос о жизни, но уже с оттенком грусти, отчасти даже безысходности, – вопрос вопросов современности для нас, да и, уверен, для человечества всего: о Байкале. Выше мы о нём уже говорили, но сейчас о том – выживет ли? Мы все о нём думаем, переживаем за него. Хотя он и богатырь, витязь земли Русской и планеты всей, однако нас много – как навалились на него скопом в середине ХХ века, так и заскрипел, заохал старичина под нашими тумаками. А мы – и туда ему пхнём, и сюда. Раззадорились, раззудились пигмеи! Извините, с советских времён началось глумление над Байкалом, не ослабили мы своё ухарство и спесь и поныне, хотя БЦБК – крематорий хотя и медленного, но постоянного огня для Байкала – наконец-то прихлопнули. Как вы уже отметили, берега нашего «славного моря, священного Байкала» загаживаются и туристами, и местными жителями. Законодательство о водоохранной зоне сплошь нарушается, леса вокруг озера бесконтрольно, варварски вырубались и не восстанавливались так называемыми хозяйствующими субъектами. Омуля и другой рыбы, ворчат рыбаки-промысловики, снова нет как нет. Не первый год говорят СМИ и учёные об обмелении озера, изменении качества воды. Ко всем этим и другим напастям неожиданно добавилась зловещая весть из Монголии – в верховьях Селенги собираются строить гидростанции, аж целый каскад. Это будет целое войско, похлеще чингисханового, призванное подкосить и добить нашего богатыря. Байкалу будет грозить уже катастрофическое обмеление; учёные говорят, что он превратится в заурядное озеро, поросшее тиной, с закисающей мутной водой. Вроде американских Великих озёр, а их мало-помалу, но верно добивают города. Наши братья-монголы невозмутимо говорят: однако мы тоже хотим развиваться, нам тоже нужна дешёвая электроэнергия. Понятно, монголов подзуживает хитромудрый братан Запад, чтобы в очередной раз нагадить России, а также чтобы задарма выкачивать природные ресурсы из Монголии. Сергей Георгиевич, что делать, как быть? Брезжит ли впереди хотя бы слабенький огонёк надежды?