Ниал Фергюсон - Площадь и башня [Cети и власть от масонов до Facebook]

Я думаю, пока еще слишком рано говорить, правильно ли мы поступили с Lehman . Поскольку казначейство не захотело вкладывать в него деньги, у нас просто не было выбора. Но мы пошли на продуманный риск. Если у нас возникнут неприятности на фондах денежного рынка… или если закроется рынок ценных бумаг с последующим выкупом, тогда наш риск покажется уже не столь хорошо продуманным. Мне кажется, мы поступили правильно, учитывая возникшие ограничения. Надеюсь, на этой неделе мы прорвемся… Нежелательно оказываться в таком положении, когда мы вынуждены ставить экономику в зависимость от одной или двух структур [1177] Ibid., 51. .

Лишь 29 октября Бен Бернанке, председатель ФРС, впервые вскользь намекнул на то, что, возможно, текущий кризис похож на кризис 1930-х годов [1178] Ibid., 28–29 October 2008, 118. . И только в середине декабря другой член FOMC отважился открыто сказать: “У нас сейчас уровень дефолтов выше, чем был при Великой депрессии” [1179] Ibid., 15–16 December 2008, 12. .

Но Федрезерву не удалось понять, что, хотя президент Lehman Brothers Дик Фульд и был для мира Уолл-стрит чем-то вроде сетевого изгоя – одиночки, которого недолюбливали коллеги (в том числе и секретарь Казначейства Генри Полсон, ранее возглавлявший Goldman Sachs), сам этот банк являлся важнейшим узловым центром в международной финансовой сети, которая за предыдущие двадцать лет благодаря глобализации и развитию интернета сделалась гораздо шире и плотнее, чем когда-либо раньше. Одним из первых управляющих центральными банками, кто понял важность этих структурных изменений, был Эндрю Халдейн из Банка Англии: он обратил внимание на то, что создана комплексная адаптивная система, которая обычно усиливает циклические колебания [1180] Andrew Haldane, ‘On Tackling the Credit Cycle and Too Big to Fail’, Bank of England presentation, January 2011, slide 13. . Эту идею Халдейн почерпнул в работе Джона Холланда и других авторов о комплексных системах, которые, в отличие от просто сложных систем, имеют тенденцию изменяться непредсказуемым образом. А как раз эти непредсказуемые “эмерджентные свойства” и не были учтены в модели, составленной экономистами ФРС [1181] Ramo, Seventh Sense , 136f. См. также 42–44. . Попросту говоря, стандартная макроэкономика не учла сетевую структуру. Никто по-настоящему не заметил, что мировая финансовая сеть разрослась настолько, что отказ от выполнения обязательств быстро перекидывался от одного банка на множество других, но при этом оставалась достаточно редкой, так как многие банки недостаточно диверсифицировали вложения капиталов и не были надежно застрахованы от краха своих контрагентов [1182] Jackson, Rogers and Zenou, ‘Economic Consequences of Network Structure’. См. также Elliott, Golub and Jackson, ‘Financial Networks and Contagion’. .

Федеральная резервная система, необоснованно хваставшаяся “крайней умеренностью”, какой она достигла всего за несколько лет до катастрофы, оказалась одним из главных организаторов мирового финансового кризиса. Однако следует отдать должное Бену Бернанке: он так быстро применил знания, накопленные в годы Великой депрессии, что экономические последствия кризиса оказались значительно менее тяжелыми, чем в 1930-х годах. Закупив все виды активов на первой стадии количественного ослабления, а затем, на второй и третьей стадиях, – большое количество правительственных облигаций, Федрезерв помог сдержать кризис. Это стало триумфом иерархической системы кредитно-денежного управления и послужило доказательством того, что самостоятельно международная финансовая сеть не смогла бы восстановиться. Однако главная причина, по которой второй Великой депрессии не произошло, заключалась в том, что, дав обанкротиться банку Lehman , Казначейство США затем вмешалось в ситуацию и предотвратило дальнейшие банкротства крупных финансовых учреждений. Операции по спасению от банкротства таких фирм, как страховой гигант AIG, и других крупных банков, которые получили больше 400 миллиардов долларов по программе выкупа проблемных активов, сыграли важнейшую роль в приостановке цепной реакции неплатежеспособности, которая началась 15 сентября. А вот то, что эти же самые фирмы продолжали выплачивать своим руководителям семизначные премии, вызвало громкое возмущение [1183] Louise Story and Eric Dash, ‘Bankers Reaped Lavish Bonuses During Bailouts’, The New York Times , 30 July 2009. . Но удивляться тут было особенно нечему. Ведь финансовая система была сетью сразу во многих смыслах.

Илл. 39. Схемы связности сетевых узлов в международной финансовой системе. Из презентации Эндрю Халдейна 2011 года.

Американская деловая элита давно уже представляла собой тесно спаянную группу, а банки выступали основным источником связей между различными секторами экономики, включая сферу политики [1184] Davis et al., ‘Small World’, 303. . Хорошим примером того, как работала эта американская система, служит карьера Вернона Джордана-младшего, утонченного юриста-афроамериканца, который прославился как адвокат по делам о защите гражданских прав в Джорджии в последние годы сегрегации. В 1972 году Джордана пригласили в правление корпорации Celanese , крупного производителя химических продуктов, а затем ее председатель Джон У. Брукс назначил его еще и в совет директоров Bankers Trust в Нью-Йорке. Благодаря другому директору Bankers Trust , Уильяму М. Эллингхаусу, Джордан оказался в 1973 году в правлении универмага J. C. Penney . Спустя год он попал в совет директоров Xerox , где оказался рядом с Арчи Р. Маккарделлом, президентом Xerox , и Говардом Л. Кларком, руководителем American Express , в правление которого входил и Маккарделл. При поддержке одновременно Маккарделла и Кларка Джордан вошел в 1977 году и в правление American Express . В 1980 году он вошел в совет директоров табачной компании R. J. Reynolds , а в следующем году покинул свою должность в Национальной лиге городов (National Urban League, NUL ) и начал работать в вашингтонском отделении далласской адвокатской фирмы Akin Gump Strauss Hauer & Feld [1185] Ibid., 320. . Близкая дружба Джордана с Биллом Клинтоном, с которым он познакомился еще в 1973 году через NUL, приобрела политическое значение после того, как в 1992 году Клинтон был избран президентом, а Джордан сделался его “палочкой-выручалочкой” в ряде скандалов, прежде всего в истории с Моникой Левински. В 1999 году Джордан покинул Akin Gump Strauss и поступил в нью-йоркское отделение Lazard – инвестиционного банка и компании по управлению активами [1186] Michelle Leder, ‘Vernon Jordan Gets a Big Payday from Lazard’, The New York Times , 15 March 2010. .

А вот карьера Тимоти Гайтнера шла иным путем. Его мать, Дебора Мур, происходила от первопоселенцев, приплывших в Америку на борту “Мэйфлауэра”. Учился Гайтнер в Дартмут-колледже. Прежде чем поступить на государственную службу, он работал в Kissinger Associates . Однако, став президентом Федерального резервного банка Нью-Йорка, Гайтнер оказался связан с членами финансовой элиты не только профессиональными, но и социальными узами. Например, благодаря членству в таких некоммерческих объединениях, как Экономический клуб Нью-Йорка или Совет по международным отношениям, Гайтнер обзавелся личными связями с топ-менеджерами или директорами примерно двадцати одной финансовой фирмы. Согласно одному эконометрическому исследованию, эти связи были ценны тем, что компании, связанные с Гайтнером, 21 ноября 2008 года увидели, что цены на их акции подскочили: в тот день было объявлено о назначении Гайтнера секретарем Казначейства в правительстве Барака Обамы [1187] Acemoglu et al., ‘Value of Connections in Turbulent Times’. По оценкам авторов, в течение следующих десяти биржевых дней финансовые фирмы, имевшие связи с Гайтнером, получили совокупные аномальные доходы в размере 12 % (по сравнению с другими фирмами в финансовом секторе). . Речь не о том, что в этом есть нечто неподобающее, а лишь о том, что сама близость к власти, особенно в пору кризиса, воспринимается как важный фактор. Сыграв важную роль в Федрезерве на начальном этапе кризиса, Гайтнер встал у руля Казначейства в ту пору, когда экономика еще не достигла дна. Инвесторы проявили бы наивность, если бы не придали вовсе никакого значения ощущаемым различиям между финансовыми фирмами с точки зрения их политических связей. Дика Фульда постиг крах именно потому, что он являлся относительно изолированным узлом сети.