Ларри Симс - Дневник Гуантанамо

Когда Мохаммед рассказывает о своем путешествии по самым мрачным частям американской программы по поимке и допросу подозреваемых в терактах 11 сентября, все его внимание приковано к следователям и охранникам, друзьям-заключенным и к нему самому. В своем «стремлении быть честным», по его собственным словам, он учитывает общее чувство страха и непонимания, которым охвачены все персонажи, а также гораздо более локальные социальные силы и правила учреждения, которые влияют на взаимодействия этих персонажей.

В своем стремлении «быть честным», как он пишет, он осознает, насколько сильно страх и замешательство, а также власть местных авторитетов, уполномоченных правительством, влияют на взаимодействие людей. Но еще он видит, что каждый человек может изменить ход событий и уберечь других от страдания, поэтому он всегда старается относиться к людям с пониманием, независимо от их униформы, состояния, звания и прочего. Таким образом, он преобразует даже самые бесчеловечные ситуации в серию взаимодействий между разными людьми, порой пугающе близких.

Это тайный мир Гуантанамо: мир поразительной умышленной жестокости и неоправданного насилия, но еще и мир легкости и доброты, благодарностей и признаний, взаимного интереса и рискованных прыжков через глубокие пропасти. То, что Мохаммеду удалось пережить четыре года самого жестокого обращения, какое только можно представить, и самые чудовищные допросы в Гуантанамо, очень много говорит о его характере и человеческих качествах. Еще большим доказательством его писательского мастерства стало то, как он сумел в короткий промежуток времени превратить свой травматичный опыт в повествование, в котором он как осуждал, так и прощал.

Но все же не это больше всего впечатлило меня, как писателя и как читателя, когда я впервые открыл написанный Мохаммедом от руки «Дневник Гуантанамо». Куда сильнее меня захватывали истории, произошедшие далеко от Гуантанамо: несчастный безбилетник в сенегальской тюрьме; закат в Нуакшоте после песчаной бури; душераздирающая тоска по дому во время Рамадана; полет над трущобами Нуакшота; мокрая от дождя взлетная полоса на Кипре. Здесь я впервые увидел в Мохаммеде писателя, его внимание к характерам людей, его острый слух на их голоса. Я увидел, как мастерски его воспоминания переплетаются с информацией от всех пяти органов чувств, то, как он на полную использует спектр эмоций в себе и других. В Мохаммеде есть качества, которые я больше всего ценю в писателе: трогательное внимание к прекрасному и острое чувство иронии. У него фантастическое чувство юмора.

Ему удалось выразить все это на английском, его четвертом языке, который он продолжал учить во время написания книги. Это достижение гласит о его умении мастерски управлять словом и черпать из него вдохновение. Но оно так же, очевидно, стало возможным благодаря его упорному желанию следовать своим правилам, какая бы ситуация ни встречалась ему на пути. С одной стороны, овладение английским языком в Гуантанамо для него означало освобождение от необходимости перевода и присутствия третьих лиц в разговоре, а также открывало возможность установить более тесный контакт с каждым из его похитителей. С другой стороны, он теперь мог расшифровать и понять язык власти, которая контролировала его судьбу, — а это была очень осязаемая сила, которая продемонстрирована в этой одиссее длиной 20 тысяч миль, задержаниях и допросах свое ошеломляющее влияние. Так родилась поистине уникальная работа. Это зеркало, в котором, впервые за всю мою историю прочтения документов из Гуантанамо, я узнал себя, — в изображении как моих соотечественников, так и тех, кого моя страна удерживает в плену. Вместе с тем это увеличительное стекло, наставленное на империю, истинный размах и влияние которой многие из тех, кто живет в ней, не осознают.

Власти по-прежнему цензурируют историю Мохаммеда. На этих страницах более чем 2600 темных полосок, закрывающих имена, названия и другую информацию. Эти исправления не просто скрывают важные элементы действия. Они идут наперекор правилам, которыми руководствуется Мохаммед, и его основной цели, подрывая ту откровенность, с которой он обращается со своей историей. Они сводят на нет его усилия различить в каждом его персонаже настоящего человека. Одни его герои заслуживают порицания, другие — восхищения, но в основном они предстают как сложные личности, одновременно преступники и хорошие люди.

И присутствие этой силы, контролирующей судьбу Мохаммеда, особенно очевидно в его продолжительном и плохо оправданном тюремном заключении. 13 лет назад Мохаммед покинул свой дом в Нуакшоте в Мавритании и направился в штаб своей национальной полиции для допроса. Домой он так и не вернулся. Ради того, чтобы разобраться в это истории, ради нашего коллективного чувства справедливости у нас должно быть более четкое представление, почему Мохаммед до сих пор не дома и что с ним будет дальше.

Гуантанамо живет вопросами без ответов. Но теперь, когда у нас есть «Дневник Гуантанамо», можем ли мы найти ответы хотя бы в деле Мохаммеда?

Когда мы это сделаем, я верю, это будет сродни возвращению домой. Когда это произойдет, все пропуски будут заполнены, текст переиздадут, дополнят и обновят, как это сделал бы сам Мохаммед. Тогда мы все сможем взглянуть на «Дневник Гуантанамо», каким он и должен быть: рассказ об одиссее одного человека через тревожный мир, где не существует границ, где силы, влияющие на жизни людей, становятся все дальше и таинственнее, где судьбы вершат, казалось бы, всемогущие власти, мир, который угрожает обезличить человека, но ему все же это не под силу — короче говоря, эпопея нашего времени.

За то, что мы можем читать эту книгу, хочется поблагодарить адвокатов Мохаммеда ульд Слахи, которые боролись больше шести лет, чтобы добиться разрешения на публикацию. Они сделали это спокойно и с достоинством, но и настойчиво, веря и доказывая, что правда может не враждовать с безопасностью. Время покажет, каким было это достижение, и сколько читателей по всему миру должны поблагодарить Нэнси Холлендер и Терезу М. Дункан, его ведущих адвокатов, и их помощников: Линду Морено, Сильвию Ройс и Джонатана Хафетза, а также Хину Шамси, Бретта Кофмана, Джонатана Мейнса и Мелиссу Гудмен.

Я выражаю личную благодарность Нэнси Холлендер, всей команде юристов Мохаммеда и, конечно, самому Мохаммеду ульд Слахи, за предоставленную мне возможность помочь довести его слова до печати. Каждый день, читая рукописи Мохаммеда, размышляя и работая над ними, я осознавал, каким подарком были их доверие и уверенность во мне.