Анна Иванова - Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР

но все-таки белой вороною

себе я казалась тогда.

А здесь, у «Березки» технической,

где нынче базар и вокзал,

не раз некий тип демонический

вопросом:

«Есть чеки?!» –

терзал.

На этаких

небо обрушено,

их день –

беспросветен и лих.

Шипит спекулянтская шушера,

гудит возле окон моих.

Отменят «Березку».

И нравится

мне жесткий такой поворот.

Отмоем понятие «равенство»,

припомним, что значит — народ!

Давайте-ка все же по совести,

на радость, а не на беду,

от каждого — впрямь! — по способности

и каждому — лишь по труду…

И –

чистою,

вечною,

истинной,

чей облик так много сулит, –

пусть будет березкой единственной

березка, что в поле стоит [696].

В стихотворении получили отражение и начавшиеся в связи с объявлением о закрытии «Березок» километровые очереди, и активность спекулянтов рядом с чековым магазином, но главное — идея постыдности «Березки» как символа социальной несправедливости и доказательства существования привилегированного снабжения.

Стихотворение Риммы Казаковой о закрытии «Березок». Огонек. 1988. № 15. С. 10

В это же время в прессе началась кампания и за закрытие «Березок» для иностранцев. Например, автор статьи в журнале «Крокодил» В. Витальев настаивал, что валютные магазины тоже плодят спекуляцию, а главное — противоречат идее социальной справедливости. Исполненный перестроечного пафоса, Витальев в не свойственном «Крокодилу» стиле писал о необходимости возвращения к высоким идеалам социализма: «Основные аргументы сторонников “Березок” сводятся к тому, что при номинальной убыточности они все же дают стране валюту. Но, во-первых, этой валюты не так уж много, а во-вторых, не пора ли подумать и о других — моральных — ценностях? Существование элитарной торговли бросает тень на демократические основы нашего общества, попирает его нравственные и юридические устои, попросту унижает нас с вами как граждан могучей страны. А ведь гражданское достоинство — тоже валюта, причем, я думаю, не менее “твердая”, чем доллары или иены. Так сколько же можно разбазаривать ее?» [697]

Наконец, последней репликой в дискуссии о «Березках» была статья в «Экономической газете», вышедшая уже после закрытия магазинов. Несмотря на уже принятое решение правительства, автор статьи Н. Яковчук хотела поставить под сомнение незаслуженность привилегий посетителей «Березок», снова возвращаясь к аргументу про «тяжелые условия работы». Яковчук утверждала, что «газетчики, разжигавшие страсти вокруг магазинов», не понимают, о чем говорят: «Этого корреспондента на неделю бы к нам в Сахару, где мы трубопровод тянули, — цитирует автор возмущенное письмо в редакцию. — На самые знойные месяцы рабочих из других стран увозили в отпуск, одни мы, советские, оставались. Приезжал экономсоветник, говорил: “Так надо, стране очень валюта нужна”. Раз нужна — терпели» [698].

Однако идеология «страдания ради страны», которое нужно было вознаградить привилегией, противоречила следующим утверждениям чиновника, занимавшегося наймом специалистов для работы за границей (его слова приводились в статье): «…эта система торговли была мощным стимулом для привлечения квалифицированного персонала в те страны, где СССР ведет значительную работу по экономическому содействию и где купить человеку в сущности нечего. Посудите сами: горняка из Норильска, где он получал почти вдвое больше, мы посылаем в Монголию. Чем его там можно удержать? Вся надежда была на эти чертовы чеки» [699]. Этот аргумент подрывал идею о том, что люди работают «ради страны», скорее получалось, что речь идет о простом договоре, своего рода контракте. В той же статье цитировалось мнение инженера, работавшего в Монголии: «Выезжая на работу за границу, мы заключили контракт, который гарантировал оплату труда в инвалютных рублях, дававших возможность приобрести товары повышенного спроса в специализированных магазинах. Лишение нас этого права считаем торжеством уравниловки и глубокой несправедливостью», — писал советский инженер [700].

Карикатура о закрытии «Березок». Крокодил. 1989. № 30. С. 5. Автор О. Эстис

Итак, публичный разговор о «Березках» состоялся только в конце 1980-х годов, и велся он на идеологическом языке. Обе спорящие стороны были согласны, что «Березки» плодят спекуляцию, и расходились лишь в вопросе о том, является доступ загранработников к магазинам незаслуженной привилегией или наградой за страдания ради страны. Одни обвиняли в безнравственности только часть посетителей «Березок» — незаконных покупателей, купивших чеки с рук, другие — всех: и незаконных покупателей, и загранработников как обладателей привилегий. О том, что вот уже не протяжении многих лет благодаря спекуляции «Березка» была важным источником получения дефицитных импортных товаров для многих советских граждан, в дискуссии так никто и не упомянул.

Отношение к магазинам «Березка» в советском обществе было двойственным. С идеологической точки зрения они осуждались как магазины для привилегированных, как доказательство формализованного неравенства, противоречащего провозглашаемым марксистским принципам. Те представители интеллигенции, которые были допущены к этим магазинам, часто испытывали по этому поводу смущение, не желая ассоциироваться с системой привилегий.

С практической же точки зрения магазины «Внешпосылторга» представляли собой оазис потребления, средоточие самых желанных благ, привлекавшее многих советских граждан. По мере роста доходов населения, все большего интереса к западной моде товары из «Березки» становились необходимым атрибутом жизни, а сами магазины все больше ценились горожанами.

В эпоху «гласности» дискуссия о чековых магазинах стала публичной. В ее центре оказались ключевые проблемы соотношения экономики и идеологии. Обсуждая легитимность существования «Березок», общество решало вопросы о допустимости социальной дифференциации, о принципах этой дифференциации, об отношении к потребительству и спекуляции. Разговор об экономических сюжетах разворачивался именно в моральной плоскости и отсылал к социалистическим принципам, сформулированным еще в 1920-е годы.

В конце 1950-х — начале 1960-х годов власти СССР стали уделять больше внимания материальным потребностям человека. Это выражалось в массовом строительстве жилья, производстве легковых автомобилей и бытовой техники, развитии легкой промышленности и моды. Происходило зарождение своего рода общества потребления, в чем-то схожего с западным. Однако помимо идеологических отличий СССР от Запада были и материальные: важнейшей характеристикой повседневной жизни общества был дефицит товаров и услуг. Потребление в условиях дефицита, с одной стороны, и сложного идеологического отношения к нему — с другой, рождало свои особенности.