Анна Иванова - Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР

За пределами Москвы информанты скорее были склонны считать «Березку» не местом для номенклатуры, а дорогим магазином, куда можно попасть самим, купив чеки с рук. Возможно, это было также связано с тем, что магазины в провинции контролировались менее строго, а с продавцами легче было завязать неформальные отношения. Информант из Харькова вспоминает: «Мы покупали чеки в основном, чтобы купить одежду ребенку, что-то и себе покупали, но мало: все же курс 1:2 — это были большие деньги, а я работал инженером и отнюдь златые горы не имел, а жена вообще в детском саду работала» [663]. Житель Самары рассказывает: «Народ туда поглазеть заходил, кто-то и отоваривался, но, честно, я от этого далек был и смотрел на все с равнодушием — зарплата не позволяла даже и думать» [664]. Респондентка из Ростова подтверждает: «В школе выражение “купить чеки” было в ходу, но лично нам знакомые люди этого не делали — не те у них были доходы» [665].

«Березки» для иностранцев также вызывали возмущение советских граждан. Тот факт, что в СССР есть магазины, торгующие за наличную валюту дефицитными товарами и закрытые для советских граждан, получил отражение в популярной песне В. Высоцкого «Поездка в город» 1969 года. В ней наивный провинциальный герой, отправленный в Москву за подарками всей родне, не может попасть ни в какие магазины из-за очередей и с радостью бросается в «Березку», увидев, что там как раз очереди нет, и не подозревая, что путь ему туда закрыт. «Ну, что ж мне, пустым возвращаться назад? / Но вот я набрел на товары. / Какая валюта у вас? — говорят. / Не бойсь, — говорю, — не доллáры! ‹…› / Не помню про фунты, про стерлинги слов, / Сраженный ужасной догадкой. / Зачем я тогда проливал свою кровь, / Зачем ел тот список на восемь листов, / Зачем мне рубли за подкладкой?» [666]

Комментируя эту песню на концертах, сам Высоцкий рассказывал, что написал ее по мотивам реальной истории, произошедшей с его другом, актером В. Золотухиным [667]. Действительно, в своем дневнике Золотухин в августе 1967 года описал, как, бегая по московским магазинам с родителями, приехавшими навестить его из Алтайского края, он увидел валютный магазин:

«Подходим. У дверей несколько чмуров.

— У вас какая валюта?

— У нас советский рубль.

— Проходите, товарищ, с рублями здесь делать нечего.

— А мы просто посмотрим.

— Смотреть нельзя, пройдите, товарищ.

— Ну пустите посмотреть, мы трогать ничего не будем.

— Товарищи, пройдите, не добивайтесь себе неприятностей.

Отошли оскорбленные, облитые помоями. Молчим. Отец остановился, оглянулся, крякнул:

— Вот ведь как не умно мужику, значится, омрачают его существование. Для кого мы Советскую власть устанавливали, жизни свои, значится, покладали, нас же самих не пускают посмотреть, что они там иностранцам продают, чем они там за занавесками, значится, занимаются. А, может, там надо поразогнать кой-кого, может повторить 17-й год? Это через 50 лет нашей власти. Что они там распродают, почему с глаз закрылись? Окошки позанавешивали?» [668]

Но, помимо возмущения, «Березки» для иностранцев вызывали еще и страх. В иронической форме он тоже получил отражение в массовой культуре. В начале 1980-х, вскоре после появления жанра садистских стишков, подобный стишок был сочинен и на тему «Березок»: «Маленький мальчик доллар нашел, / Спрятал в карман и в “Березку” пошел. / Долго папаша ходил в Комитет: / Деньги вернули, а мальчика — нет» [669].

Страх этот не был случайным. И дело тут не только в расстрельной уголовной статье за махинации с валютой, но и в том, что «Березки» для иностранцев выступали маркером «шпионской» деятельности в советской пропаганде. Они представлялись «рассадником шпионажа» и использовались для обвинения советских граждан в сотрудничестве с иностранными спецслужбами. Бывший сотрудник КГБ Г. Семенихин рассказывает в своих мемуарах о том, что ему однажды выдали чеки серии «Д» и дали задание: отправиться в дипломатическую «Березку», приобрести там импортный алкоголь и отправить его через магазин на дом диссиденту П. Якиру. «Начальник, как и некоторые из моих коллег, почему-то считая меня похожим на иностранца, решил использовать в одном из своих мероприятий мою квазизарубежную внешность. Ему хотелось, видимо, лишний раз подчеркнуть и задокументировать связи Якира с зарубежьем, хотя бы в такой форме» [670].

В 1977 году в советской прессе проводилась кампания по разоблачению шпионской деятельности американского журналиста Дж. Крымски, который работал в Москве представителем информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс». В статье в «Литературной газете» рассказывалось о том, что журналист склонял советских граждан к сотрудничеству, подкупая их именно с помощью чеков серии «Д», на которые «завербованные» и отоваривались в «Березке» для дипломатов [671]. В статье про того же Крымски в «Известиях» говорилось, что этот «шпион» особенно активно работал в среде активистов еврейского движения, с пояснением, что «сионисты» поставляли «шпиону» «антисоветскую клевету за «импортные подачки»: «Чета Слепаков, Рубиных и другие взятые на содержание ЦРУ щедро отоваривались в магазине “Березка”», не гнушаясь при этом сбывать приобретенный товар по спекулятивным ценам даже в своем собственном кругу» [672].

В открытых советских источниках вплоть до второй половины 1980-х тема «Березок» никогда не обсуждалась как проблемная. Более того, сама практика пользования этими магазинами была негласной. Однако чем большее распространение получали магазины и чем больше людей о них знало, тем чаще упоминания о них просачивались в прессу. Например, статья 1976 года в сатирическом журнале «Крокодил» рассказывала о незаконном рынке-барахолке в подмосковном городе Бронницы. «В десяти шагах от нас, не стесняясь милиционера, яркий представитель современной барахолки предлагал новую дубленку. ‹…› Интересуюсь ценой. — Семь с половиной бумаг! — коротко бросает он. — А если дешевле? — Дешевле в “Березке”» [673]. Никакого объяснения, что такое «Березка», не следует, однако из контекста видно, что это источник дефицитных благ, менее доступный, но более выгодный, чем барахолка, — но главное, видимо, хорошо известный читателю.

«Березка» как место сосредоточения дефицитных благ появилась и в судебном фельетоне, опубликованном в «Правде» в 1979 году. Статья рассказывала о «скромном товароведе, занимавшемся спекуляцией: благодаря «великолепному выбору сапожек», сообщала газета, он был популярен среди москвичей так, как будто был «директором универмагов “Весна” или “Березка”» [674].

Упоминался в прессе и феномен сертификатов/чеков «Внешпосылторга». В 1974 году в «Крокодиле» было напечатано стихотворение Е. Евтушенко «Дитя-злодей», в котором поэт критиковал «испорченную» советскую молодежь, мечтающую только о заграничной работе, и предъявлял ей среди прочего следующий упрек: «Его зовет сильней, чем лозунг и чем плакат, / Вперед и выше — бесполосный сертификат» [675]. При этом, что такое сертификат, также не пояснялось.