Анна Иванова - Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР

Нелегальная активность вокруг «Березок» отражает и еще одно важное явление позднего СССР: изменение социальной стратификации и появление своего рода новой элиты. Д. Уиллис в своей книге об СССР начала 1980-х замечает, что в стране в это время появляется своеобразный средний класс, rising class (размером около 20 % населения). Под ним он подразумевает людей, в основном живших в больших городах, которые благодаря выгодному месту работы, связям или деньгам получали возможность вести комфортный образ жизни, не будучи привилегированными чиновниками. Продавец мяса и театральных билетов, врач, ремонтник, цеховик или просто ловкий человек с нужными знакомствами не в силу своей официальной зарплаты или лояльности, а в силу «коммерческой» востребованности профессии, «левых» заработков или блата обеспечивал себе набор качественных материальных благ выше уровнем, чем у обычных граждан. Обладание западными товарами, по мнению Уиллиса, было важной чертой принадлежности к этой новой буржуазии [625].

Переводчица Л. Лунгина в своих воспоминаниях пишет о похожем стирании границ между лояльными чиновниками и людьми, добывавшими себе материальное благополучие другими путями: «К концу семидесятых жизнь стала другой. ‹…› Социальное неравенство вышло на улицу. Богатство перестали скрывать, оно стало демонстративным. ‹…› Девицы щеголяли в манто из чернобурки — то ли дочки номенклатурщиков, то ли валютные проститутки, обслуживающие интуристов» [626].

Можно сказать, что «Березки» были тут важным индикатором. Возможность приобретать чеки за рубли позволяла людям, имевшим больший достаток, покупать товары лучшего качества, чем те, которые были доступны в обычной розничной сети. И поскольку товары из чековых магазинов представляли собой атрибут «шикарной» жизни, то по составу пользователей «Березок» можно судить о том, кто принадлежал к элите. Эволюция состава посетителей этих магазинов отражала изменения, происходившие в обществе. Если раньше джинсы, бытовую технику и автомобили приобретали в основном привилегированные загранработники (а также, как было показано выше, люди, получавшие валютные переводы из-за рубежа), то постепенно доступ к этим благам, пусть и формально нелегальный, стали иметь самые разные люди, заработавшие деньги в обход государства. Музыканты «Машины времени», продавцы, торгующие «налево», и просто люди, накопившие каким-то образом достаточно денег на покупку чеков на черном рынке, оказывались, таким образом, своего рода новой элитой.

«Березки» были не только способом для этой элиты потратить деньги. Они и сами порождали «новых богатых». Благодаря торговле чеками и спекуляции «березочными» товарами и работники «Березок», и фарцовщики зарабатывали крупные состояния. Экономист Л. Косалс в своей статье о теневой экономике, ссылаясь на проведенное им интервью, говорит, что «водитель грузовой автомашины, проработавший в условиях СССР в системе валютных магазинов “Березка” 10–12 лет, к началу перестройки мог накопить капитал в размере 80–100 тысяч долларов (приторговывая бытовой техникой и др.)» [627]. Продавщицы из «Березки», будучи «нужными людьми», имели в обществе высокий статус.

«Внешпосылторг» из привилегии или секрета постепенно превращался в модную, дорогую «марку», символ комфортного образа жизни, обеспечить который можно было теперь просто за деньги.

На протяжении 1960–1980-х годов магазины «Березка» становились все более заметными в городской повседневности. Все больше людей узнавало о них и либо стремилось туда попасть, либо осуждало их как проявление социальной несправедливости — а чаще всего и то и другое одновременно. Магазины «Березка» тем самым играли определенную роль в жизни советских граждан, в общественном сознании возникал их собственный образ, анализу которого и посвящена эта глава.

Благодаря тому что в «Березке» можно было купить без очереди самые востребованные и модные товары, недоступные в обычной торговой сети, внешпосылторговские магазины приобретали особенную значимость. «Березка» как место сосредоточения дефицитной, в основном импортной, одежды вызывала интерес у всех слоев населения. Исследовательница А. Тихомирова на основании интервью с жительницами Ярославля на тему потребления в советском обществе приходит к выводу, что «практики потребления западной и престижной советской (дефицитные шубы) одежды из московских “Березок” — анклава капитализма в СССР — обладали самой высокой дистинктивной значимостью для всех опрошенных ярославских женщин» [628]. Таким образом, даже жители Ярославля, где своей «Березки» не было, отличали и ценили «березочные» товары. Особенно после 1976 года, когда покупка чеков с рук стала менее опасной и все больше людей получали представление об этих магазинах. Информант из Санкт-Петербурга вспоминает: «Многие дамы покупали просто чек на один рубль, чтоб зайти поглазеть-померить» [629].

Для тех, кто посещал «Березки», высокая символическая значимость этих магазинов объяснялась прежде всего огромным контрастом между ними и обычными советскими магазинами: изобилие и качество продававшихся через «Внешпосылторг» вещей поражало советских покупателей, особенно при первом столкновении. Вот как это вспоминает женщина, которая получила чеки, проработав несколько лет в Монголии: «Когда я первый раз попала в “Березку”, это было сильное впечатление: все хочется, все другое и все такое нужное, такое симпатичное. И сама система торговли: народу нет, продавцы несравненно вежливее — это была просто другая форма обслуживания» [630]. То же вспоминает и сын работника советского торгпредства в США: «Знаю советских граждан, у которых, когда они первый раз оказались в “Березке”, было что-то вроде оргазма: они никогда такого не видели» [631].

Контраст «березочного» ассортимента с ассортиментом обычных магазинов состоял в том, что там была высокая концентрация импортных товаров, а также присутствовала та отечественная продукция, которой не было в обычных магазинах. Например, жена корреспондента советского телевидения, работавшего за границей, вспоминает продуктовую «Березку» так: «Там такой длинный прилавок и лежит свинина, розового цвета, внутри маленькая косточка со слезой. Такого окорока я в жизни своей не видела. Я говорю: Коля, ты посмотри, какая свинина! Он говорит: Вера, тише! Вдруг вижу копченые колбаски, тоже никогда таких не видела! Я говорю: Коля, Коля! Это не потому, что я какая-то деревенская женщина, просто это на меня произвело колоссальное впечатление, я просто не ожидала, что такое бывает…» [632]