Михаил Хазин - Воспоминание о будущем

Сам факт создания ФРС стал доказательством того, что в начале ХХ в. кризисные процессы в экономике приобрели некоторую новую сущность, которую я и назвал ПЭК-кризисом. До того как он случился, в создании института с функционалом ФРС просто не было необходимости, все попытки сделать частный центральный банк, в общем, сводились к масштабному мошенничеству (см. историю Первого и Второго Американских банков в упомянутой книге С. Егишянца). И они при первой возможности были закрыты. А вот в начале ХХ в. ФРС не просто возникла, но и начала бурную и активную жизнь, которая продолжается до сих пор.

Создание ФРС породило еще один феномен, который сыграл крайне важную роль уже в XXI в. (о чем я буду писать дальше). Дело в том, что государства всегда крайне ревниво относились к своему праву на эмиссию денег. История полна разного рода внутренних войн, направленных на ликвидацию альтернативных источников эмиссии. Соответствующий доход государства даже получил специальное название: «сеньораж». Появление ФРС создало ситуацию, при которой главным бенефициаром эмиссии стали частные банки, что существенно усилило их влияние в рамках отношений различных субъектов экономики, а их бенефициаров – в рамках построения всей пирамиды общественно-политических отношений.

Нужно учесть, что эмиссия в принципе не создает ценности, это делают только природа (и тогда процесс присвоения этих ценностей носит название ренты) и труд. Но эмиссия их перераспределяет, поскольку себестоимость денег меньше стоимости тех активов, которые можно приобрести на эмитированные деньги. Фактически появление ФРС создало независимую от государства систему перераспределения активов в экономике, и, как будет видно в дальнейшем, это сыграло весьма важную роль в истории человечества.

Отметим еще, что именно первый ПЭК-кризис стал причиной Первой мировой войны. В ситуации, когда описанные выше методы перераспределения рисков производителей внутри воспроизводственного контура перестали давать эффект из-за исчерпания возможностей существующих технологических зон, на первое место вышел главный способ их снижения: расширение рынков за счет конкурентных технологических зон.

Второй ПЭК-кризис начался весной 1930 г. Обвалы пузырей 1927 г. (спекуляции землей) и 1929 г. (фондовый рынок) не были собственно экономическим кризисом: к весне 30-го года фондовые индексы в США отыграли уже практически треть падения октября предыдущего года и всем казалось, что все проблемы позади. Но прежде чем переходить к описанию собственно кризиса, нужно сказать о причинах и последствиях создания этих пузырей.

Дело в том, что слово «пузырь» в приложении к финансам имеет много значений и смыслов. Например, монетаристы, последователи М. Фридмана, в 80-90-е годы прошлого века вообще не признавали их наличия. Для меня же важно объяснить, в чем главная особенность финансовых пузырей в условиях ПЭК-кризисов.

Вообще, под пузырем обычно подразумевают самоподдерживающуюся финансовую конструкцию, которая за счет привлечения все новых и новых финансов под высокие (выше средних) нормы прибыли обеспечивает высокую, сравнимую с общим объемом ВВП страны, капитализацию. Классический пример: пирамида ГКО в России, хотя она имела специфический формат, поскольку работала с привлечением бюджетных денег.

А вот, скажем, пузыри на фондовом рынке (в том числе тот, который рухнул в 1929 г.) выглядят более честно. Там никто не обещает роста (который, конечно, имеет место), но вернуть (т. е. вытащить с рынка) можно только те деньги, которые в него приходят. То есть если кто-то захочет купить ваши акции, то вы их и продадите. А не захочет, придется снижать цены и фиксировать убытки.

Подавляющее большинство пузырей до эпохи ФРС формировались за счет сбережений. При этом использовать заемные средства было достаточно сложно, просто потому, что под такие операции банки старались заемщиков не финансировать. Даже в конце 20-х годов прямого кредитования операций на фондовом рынке было мало. Соответственно, если для конкретных предпринимателей и банкиров обрушение таких пузырей могло стоить очень дорого, для воспроизводственного контура экономики в целом они не играли уж такой принципиальной роли. Хотя и могли ускорить начало очередного циклического кризиса.

Но экономический бум 20-х годов, связанный с активностью банков, поддержанных только созданной ФРС, резко увеличил возможности по небанковскому стимулированию вложений в фондовый рынок. Были созданы различного рода промежуточные структуры, которые как раз активно использовали кредитование, что позволяло рядовым гражданам играть на фондовом рынке «с плечом». Только это и имело для них смысл, в норме их сбережения были слишком незначительными, чтобы такая игра стоила свеч.

Как следствие, в 20-е годы в США возник феномен, с которым финансовая и экономическая системы ранее не сталкивались. Игра на рынке «с плечом» позволяла даже за счет небольших начальных вложений получать устойчивую и значимую прибыль, а постоянно растущий за счет эмиссионной накачки рынок все время рос, что защищало малых спекулянтов (называть таких людей инвесторами как-то не совсем корректно) от риска «маржин коллов». Как следствие, появился механизм получения дополнительных доходов для домохозяйств, который реально существенно увеличивал их потребительские возможности.

Кто-то эти деньги реинвестировал в фондовый рынок, но довольно много людей их выводило для повышения уровня жизни. Типичный пример для России – история пирамиды «МММ», которая (в своей первой реализации) реально использовалась многими семьями для повышения своего благосостояния в ситуации острого экономического кризиса.

Кроме того, экономический бум привел к тому, что эмиссионные (по реальному происхождению) деньги, которые выпускались под фондовые активы, так или иначе доходили до всех конечных потребителей, прежде всего до домохозяйств. В частности, росли продажи большинства компаний и, соответственно, зарплаты, которые формировали бо́льшую часть реально располагаемых доходов домохозяйств. Как следствие, в экономике США появился несистемный источник доходов большинства домохозяйств, создавший ситуацию, при которой реальные (т. е. за вычетом добавки, связанной с фондовым пузырем) доходы домохозяйств, согласованные с реальным состоянием воспроизводственного контура, были меньше их же расходов примерно на 15 %.

Пятнадцать процентов – не общепринятая цифра (мне вообще неизвестны работы, в которых бы исследовался баланс спроса и доходов домохозяйств в США в 20-е годы с точки зрения тех дополнительных доходов, которые принес предкризисный бум), она стала результатом экспертных оценок по итогам изучения многочисленных источников того времени. К слову, официальная статистика тут не помощник, необходимые данные на тот момент статистикой не учитывались, и по этой причине экономические показатели того времени в действительности представляют собой цифры, определенные по некоторым современным моделям. Они, как понятно, далеко не всегда адекватны реальности того времени.