Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

На пьедестале статуи были вычеканены стихи Эммы Лейзарес о женщине с факелом, которая говорит «добро пожаловать». Как бы обращаясь к далекой Европе, она предлагала: дайте мне ваших усталых, бедных, стремящихся вздохнуть свободно, дайте несчастных отщепенцев ваших берегов, пришлите их, бездомных, сломленных, ко мне — и я подниму свой факел возле золотой двери!

Но ровно через год после того как были вычеканены эти стихи, несколько рабочих-вожаков из Чикаго, борцов за свободу, были приговорены к смертной казни и повешены. Еще пять лет спустя вместо «золотого входа» открылся заградительный пункт на соседнем «острове Слез», где «жаждущих вздохнуть свободно», а тем более «отвергнутых» подвергали долгому, унизительному карантину.

И герой Короленко уже услышал в ответ на свой вопрос о свободе: «А, рвут друг у друга горла, — вот и свобода»; у Горького девушке-польке, увидевшей статую Свободы, пояснили, что это американский бог; а Бернард Шоу назвал статую чудовищным идолом и говорил, что осталось только высечь на ее цоколе слова, начертанные на вратах дантовского ада: «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Так женщина с факелом стала туристской достопримечательностью, моделью для дешевых сувениров и излюбленной мишенью карикатуристов всего мира, в том числе и американских.

Но вернемся к группе «вопросительных знаков», подошедших уже к самой статуе.

— Господа, ее высота от основания пьедестала до факела — триста пять футов [1] В Соединенных Штатах Америки не принята метрическая мера систем. Фут — 30,48 сантиметра. . Указательный палец — восемь футов, нос — четыре фута, правая рука — сорок два фута. Да, совершенно верно, возле факела есть балкончик, но посетителей туда не пускают. Вы можете подняться только внутрь головы. До верхнего этажа пьедестала — в подъемнике. Приготовьте, пожалуйста, по десять центов. Далее — по винтовой лестнице, сто шестьдесят восемь ступенек. Господа, хочу предупредить: подъем довольно труден, многие предпочитают остаться у подножия, на круглом балконе.

Проходим подземным коридором, поднимаемся на балкон. Небоскребы стали земноводными, растут прямо из воды. На широких барьерах балкона прочерчены линии. Продолжив их взглядом, видишь шпиль какого-нибудь здания, просвет улицы, легкий абрис моста. Не надо ломать голову, что именно перед тобой: прямо на барьерах схемы видимого с балкона Нью-Йорка. Возле каждой линии название здания или сооружения, на которое она указывает.

Иду во чрево Свободы.

Винтовая лестница настолько узка, что при обгоне один из пыхтунов должен либо врастать в стену, либо забиваться в специальную небольшую нишу. Душно! Какое же здесь пекло летом, когда солнце накаляет медь обшивки!

Одолев сто шестьдесят восьмую ступеньку, выглядываю в одно из окон, прорезанных в венце на голове статуи. Корабли бороздят море далеко внизу. Пароходы-паромчики тянутся друг за другом от причалов к острову. Толстяк за моей спиной утирает пот, проклинает свою глупость и жалуется на перебои в сердце.

…После я узнал, что статую Свободы можно увидеть и не путешествуя на остров. В самом Нью-Йорке есть ее точная копия. Более того, лестница внутри этой копии тоже ведет к окнам в голове. Оттуда в прежние годы можно было обозревать Бродвей.

Эту копию воздвиг на Шестьдесят четвертой улице богач, который вспомнил поговорку о горе и Магомете. И гора пришла к Магомету! По заказу мистера Вильяма Флато была изготовлена семнадцатиметровая Свобода № 2 и торжественно установлена над складом, в котором этот бизнесмен весьма успешно обделывал свои делишки.

А теперь об улице Стены.

Ну да, «уолл» — «стена», «стрит» — «улица». Значит, улица Стены, или, если хотите, Стена-улица…

Бизнесменов и банкиров доставляют в их владения на знаменитую Уолл-стрит дорогие нестареющие машины, над которыми не властна капризная мода последних автомобильных салонов. Впрочем, некоторые светила бизнеса предпочитают воздушный мост, соединяющий их загородные виллы с вертолетной посадочной площадкой возле улицы Стены. Мелкая же сошка — клерки, рассыльные, стенографистки — набивается в автобусы, теснится на паромах, бегающих через Гудзон, томится в поездах подземки.

Уолл-стрит расположена на той же южной оконечности Манхэттена, откуда пароходики бегут к статуе Свободы. В маленьком голландском Новом Амстердаме на ее месте была стена, защищавшая деревянные домики городка от индейцев. После прихода англичан кварталы стали расти и с наружной стороны стены. Ее снесли за ненадобностью, а на том месте проложили улицу.

Когда в последней четверти XVIII века английские колонии в Америке начали войну за независимость, Нью-Йорк был уже значительным городом. Его жители сбросили статую английского короля и переплавили ее в пули для армии Джорджа Вашингтона, сражавшейся против англичан. Неподалеку от Уолл-стрит, в здании, позднее ставшем казначейством, собрался первый Конгресс новой независимой страны — Соединенных Штатов Америки.

Уолл-стрит, невзрачная окраинная улочка, в конце которой шумел невольничий рынок, начала обрастать каменными домами. Здесь возводили свои палаты негоцианты, разбогатевшие на торговле людьми. Рядом строились здания правительственных учреждений: ведь семь лет Нью-Йорк был столицей нового молодого государства.

А потом улицу Стены облюбовали дельцы и спекулянты. Предки нынешних биржевых маклеров собирались сначала под огромным старый деревом, пышная крона которого защищала от дождя и солнца. Торговые сделки заключались в нижнем конце Уолл-стрит, у моря, в маленьких кафе, где под окнами скрипели на волне корабли с товарами.

Лишь к 1850 году, когда город занимал уже значительную часть острова, Уолл-стрит обступили банки и банкирские конторы, вскоре ставшие ее безраздельными хозяевами.

Подземная станция «Уолл-стрит» — соседняя с «Баттери». Она ничем не отличается от других: тесная, серая и в разгаре дня малолюдная. После подъема по лестнице выходишь в путаницу улиц, которые тут ветвятся вкривь и вкось.

Это сначала сбивает с толку. Большая часть Манхэттена разграфлена словно по линейке. Вдоль остров рассекают пятнадцать авеню — проспектов. Поперек — свыше двухсот стрит — улиц. Лишь немногие авеню и стрит имеют названия. Большинство тех и других просто нумеровано: Первое авеню, Второе авеню, Тридцать четвертая улица, Сорок вторая улица, Сто восемьдесят первая улица… Новичку удобно — не собьешься. Но от уличной этой цифири веет все же казенщиной и унылым однообразием.

На разлинованной и пронумерованной части острова лишь Бродвей — главная улица города — наискось срезает привычные прямоугольнички кварталов. А здесь, на южной оконечности, Бродвей, напротив, единственная прямая улица. Расходящиеся же в стороны улочки-ущелья не нумерованы, у каждой название. Кроме Бродвея, есть Брод-стрит, проложенная там, где голландцы когда-то хотели построить канал, чтобы Новый Амстердам хоть немного походил на старый.