Денис Терентьев - Молоко без коровы [Как устроена Россия]

Чем рейд отличается от проверки? Проверка должна проводиться под надзором прокуратуры, которая выступает тут гарантом законности. А рейд можно проводить без оглядки. Если по итогам такого рейда возбуждаются административные дела и накладываются штрафы, зачем ревизору вообще проверки под руку с прокурором? Хоть туристическим походом это назови – Васька слушает да ест. За пять лет за экономические преступления по всем статьям УК РФ осудили 270,5 тыс. человек, из них 35 % (почти 96 тыс.) были лишены свободы.

Государству это выгодно? Ни в коем случае. Во многом из-за печенегов, судов, приставов и прокуроров из России ежегодно убегают до 150 млрд долларов. Правительство создало в помощь малому бизнесу Агентство кредитных гарантий с капиталом в 50 млрд рублей. Идея столетней давности: институт рассматривает бизнес-проекты и гарантирует банкам возврат кредитов. В 2015 г. Агентство выдало гарантий на 15 млрд рублей, а более 30 млрд потратило на покупку ценных бумаг Минфина – поддержало от души. Правительство учредило также Корпорацию поддержки малого и среднего предпринимательства, которая выдает кредиты напрямую. Проверка Счетной палаты определила кредитные ставки Корпорации как высокие – до 30 % годовых. И это значит, что пока не удается запустить центрифугу в обратном направлении.

Показательно, что ужесточать проверки требуют чаще всего региональные власти. Казалось бы, все должно быть наоборот. В теории центр склонен бездумно повышать подати, а власти на местах эти глупости саботировать. Ведь местные коммерсанты – это их соседи и кормильцы. Если они перестанут давать народу работу, народ постучится вилами в дверь областной администрации. Но по факту субъектами руководят пришлые назначенцы, которых люди не выбирали. Им важно правильно выполнить указания центра и уйти вверх по карьерной лестнице.

Сам же центр выстроил для них систему демотивации. Во-первых, львиную долю налогов все равно заберет Москва. Во-вторых, бедные регионы получают субсидии на выравнивание бюджета, а встающие на ноги их теряют. Так какой смысл вставать? В-третьих, развитый бизнес во вверенном регионе – это противовес губернаторской власти. Самостоятельное, не зависящее от бюджета население – это социальная база протестов. Оно надо чиновникам и депутатам? И понемногу система кормлений, как в Средние века, становится сословной.

Социолог и философ Симон Кордонский нынче заведует кафедрой в Высшей школе экономики, но он был и натуральным бомжом, и начальником управления в администрации президента РФ, действительным государственным советником 1 – го класса. По мнению Кордонского, в России «циклы ослабления-укрепления государственности заменили собою обычные экономические циклы» [1]. А на Западе особенно часто цитируют его высказывание: «Люди в России являются ресурсополучателями, а не гражданами». Ключевые исследования Кордонского касаются формирования в постсоветской России сословий и кланов, которые рассматривают доходы казны как подлежащий дележу пирог.

Сословные интересы в голове любого конкретного чиновника значительно важнее условных интересов государства, которым он также формально служит. Министр-силовик прекрасно понимает, что централизация власти в стране достигла абсурда, и убивает любую инициативу на местах. Но его реальная задача – охранять трон. А сильный харизматичный губернатор – его естественный враг. Точно также сотрудник Минфина с института знает, что растут только те экономики, где предприниматель вкладывает прибыль в развитие бизнеса, а не в покупку дорогой машины и квартиры за границей. Но в своих речах он будет ратовать за выделение государственных средств на какую-нибудь бессмысленную железную дорогу, поскольку таков сословный дискурс: формировать бюджетные пироги для дележки.

Кордонский напоминает, что в России сословная структура была создана в петровские времена, а «Табель о рангах» – ее выражение. Каждое сословие судилось по своему закону до отмены крепостного права в 1861 г., после чего сословная структура посыпалась, а разночинцы стали главными могильщиками империи: «Советский Союз тоже был сословным обществом, поскольку так называемые классы рабочих, крестьян и служащих – это группы, созданные государством, то есть сословия. В 1990–1991 гг. эти группы исчезли, и начала формироваться классовая структура с соответствующим социальным расслоением: появились реально богатые и реально бедные».

В 2002 г. вступил в силу закон «О системе государственной службы РФ». Потом закон «О государственной гражданской службе». Потом «милиция» превратилась в «полицию», а защитники общественного порядка стали де-факто воинами-контрактниками, которых по приказу начальства можно перевести в другой регион или привлечь к подавлению протеста. По закону – и вопреки Конституции – создавались категории людей с выделенным статусом. И Кордонский понял, что законы о системе госслужбы – это создание новой социальной структуры.

Он полагает, что сословия – это группы, создаваемые государством для решения своих задач. Вот есть внешняя угроза – значит, должны быть люди, которые ее нейтрализуют, военные. Есть природная угроза – есть служба Роспотребнадзора. Сословия – это не профессии, там могут быть люди разных профессий. Это доклассовая штука. Классы возникают на рынке естественным путем, а сословия создаются государством. Если у власти классовая структура, появляется механизм согласования интересов между классами, являющийся сутью демократии. Появляется парламент как оформление механизма. У демократии очень прикладная функция: согласование интересов богатых и бедных. А в сословной системе механизм согласования интересов – собор. Съезды КПСС, полагает Кордонский, это были соборы: представители всех сословий собирались раз в четыре-пять лет и согласовывали свои интересы. «Но если есть рынок, возникают классы. Отношения между классами нужно регулировать. Появляются законы, регулирующие эти отношения. Появляется судебная система. А в сословной системе это все – лишнее. Там нет рынка, а есть система распределения. Наверху находится какой-то человек, называется он президентом, генсеком или монархом – неважно. Он верховный арбитр. А ресурсами являются власть, финансы, сырье и информация. Государство концентрирует эти ресурсы у себя и распределяет по социальным группам, которые само же и создало».

В 1990-е годы в стране возник дефицит упорядоченности. Учителя, врачи, военные – это были советские сословия, которые после распада Союза попали в самый низ иерархии распределения. Начали формироваться классы богатых и бедных. Сословные различия между бедными исчезали, вчерашний врач и учитель торговали в ларьке. Усилилось недовольство властью, пошли забастовки, голодовки: «Нужно было наводить порядок. А порядок в чем заключается? В том, чтобы накормить, обеспечить обделенных положенными им ресурсами. Для этого нужно было рынок ужать – ресурсы изъять с рынка, чтобы их можно было потом распределять в пользу сирых и убогих. Ужатие рынка началось с «дела Ходорковского»: перевод всех ресурсных потоков в бюджет и распределение их в пользу как сохранившихся советских групп – бюджетников и пенсионеров, так и новых групп. А чтобы распределять, надо знать кому: учителям полагается столько, врачам – столько, фээсбэшникам – столько. Сословная социальная структура в нашем государстве нужна именно для того, чтобы обеспечить справедливое распределение. Мы последнее десятилетие жили в этом процессе». Привилегией депутата Госдумы, например, стала защищенность от судебного преследования, а у следователя – 60 дней отпуска и пенсия в 39 лет.