Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

В полном виде наследие Ахматовой стало публиковаться лишь в конце 80-х — начале 90-х годов. Появился, наконец, «Реквием» (Октябрь, 1987, № 3). Между прочим, сама Ахматова опасалась, что в напечатанном виде этот цикл может лишиться притягательности: «Вы заметили, что случилось со стихами Слуцкого о Сталине? Пока они ходили по рукам, казалось, что это стихи. Но вот они напечатаны, и все увидели, что это неумелые, беспомощные самоделки. Я боялась, с моим “Реквиемом” будет то же…» [234] Чуковская Л. Указ соч. Т. 2. С. 565. . Ахматовой так и не удалось увидеть его на страницах официальной печати, но время показало, что опасения ее были совершенно напрасны…

Через пять лет после полного снятия блокады была предпринята широкомасштабная цензурная акция: пересмотру и «зачистке», если применить современный зловещий термин, подлежала вся книжная продукция Ленинграда послевоенного времени. Причины, вызвавшие такую акцию, вполне понятны: во-первых, необходимо было прореагировать на августовское постановление 1946 г., а во-вторых, — и это стало непосредственным сигналом к проведению акции— в 1949–1950 гг. пущена была в ход очередная, одна из последних «судорог» сталинского режима, — «Ленинградское дело».

По приказу идеологических структур обкома партии Леноблгорлит составил тогда около десятка аннотированных проскрипционных списков, в которые вошло несколько сот книг, подлежащих изъятию и уничтожению. В свою очередь, обком посылал эти списки в Управление пропаганды и агитации ЦК на предмет получения санкции. Сопровождались они таким «предуведомлением»: «Ленинградский обком, рассмотрев предложение Леноблгорлита об изъятии из библиотек Ленинграда и Ленинградской области книг, указанных в прилагаемом списке… просит о его утверждении» [235] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 550. Л. 13. Списки хранятся в указанном и некоторых других делах этого фонда. . За редчайшими исключениями, ЦК «шел навстречу» таким пожеланиям. Мало того: эти книги подлежали тотальному запрету, включаясь затем в особые главлитовские «Списки книг, подлежащие изъятию из библиотек и книготорговой сети», рассылавшиеся по всей стране.

Среди книг, указанных в «ленинградских списках», более двух десятков, по нашим подсчетам, относится непосредственно к блокадной тематике. Если блокада Ленинграда продолжалась приблизительно два с половиной года, то многие книги о ней получили гораздо больший срок заключения в библиотечных узилищах — спецхранах. Ряд таких книг, арестованных на рубеже 1940—1950-х годов, освобожден был спустя 7–8 лет, — после реабилитации пострадавших по «Ленинградскому делу», другие задержались по разным причинам на три-четыре десятилетия, будучи освобожденными только под самый занавес перестройки.

Основными «виновниками» уничтожения литературы на блокадную тему (не по своей, конечно, вине!) стали Алексей Александрович Кузнецов (1905–1950) и Петр Сергеевич Попков (1903–1950), арестованные в 1949 г. по так называемому «Ленинградскому делу» и через год расстрелянные. Кузнецов в 1938–1943 гг. был вторым, а в 1944–1946 гг. — первым секретарем обкома партии. В связи с назначением Кузнецова в 1946 г. секретарем ЦК ВКП(б), на этом посту сменил его Попков, до того работавший председателем Ленгорисполкома. После снятия его с поста 22 февраля 1949 г. и объявления выговора, он, дабы в городе не появились излишние разговоры, был направлен на «учебу» в Москву, в аспирантуру Академии общественных наук, но вскоре арестован [236] «Ленинградское дело». Л.: Лениздат, 1990. С. 320. Недавно появилось историческое исследование Никиты Ломагина «Неизвестная блокада. Книга 1» (СПб.; М.: Нева, Олмапресс, 2002), в которой автор рассматривает некоторые малоизвестные аспекты, в частности, взаимоотношения Кремля и Смольного в годы войны, настроения ленинградцев в эти годы и т. д. . Оба они, организаторы обороны Ленинграда, не покидавшие его в годы блокады, не раз выступали на собраниях, городских общественных митингах по случаю освобождения города и т. д. Естественно, эти «руководящие» материалы неоднократно цитировались или хотя бы упоминались практически во всех книгах блокадной тематики.

Так, например, оказались в спецхранах «Северные повести», дважды выпущенные Лениздатом в 1948 и 1949 гг., ленинградского прозаика, военного корреспондента в годы Отечественной войны Геннадия Семеновича Фиша. Единственная причина — «…на с. 189 и 292 упоминается фамилия П. Попкова» [237] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 320. Л. 8. . По той же причине запрещен роман поэта, прозаика и литературного критика В. М. Саянова «Небо и земля», причем с такой пометкой в главлитовском списке: «Все издания» (роман выдержал 5 изданий). Сам автор был в 1944–1946 гг. главным редактором журнала «Звезда»; снят со своего поста после выхода упомянутого выше идеологического постановления ЦК. По поводу одного из изданий романа (Л.: Молодая гвардия, 1948) Леноблгорлит доносил: «На с. 500–501 передается выступление на радиомитинге А. Кузнецова как секретаря Ленинградской парторганизации в период блокады и обращение к ленинградцам Попкова. Данное издание переиздано в 1949 г. с устранением указанных криминалов. Сохранение указанного издания нецелесообразно» [238] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 320. Л. 88. .

Попал под нож ряд альманахов и сборников, содержащих произведения ленинградских писателей, в частности, литературно-художественный сборник «Великий город Ленина», изданный в Куйбышеве в самый страшный год для ленинградцев — 1942-й. В него вошли стихи, рассказы и очерки Вс. Иванова, Веры Инбер и других писателей, посвященные началу блокады и героизму горожан. Запрещен он, в отличие от других, по приказу Куйбышевского обллита, поскольку в нем снова обнаружилось обращение «Ко всем трудящимся города Ленина», подписанное П. Попковым.

Сразу же после освобождения города от блокады Лениздат выпустил в 1944 г. сборник «Женщины города Ленина: Рассказы и очерки о женщинах Ленинграда в дни блокады». В него, в числе прочего, вошли стихи Вс. Рождественского, В. Инбер, Н. Тихонова и других поэтов. Однако сборник открывается предисловием все того же П. Попкова, в котором он благодарит женщин Ленинграда за совершенные ими трудовые подвиги. И снова — лапидарная резолюция цензора: «На с. 12 подпись Попкова. На с. 7–9 — выступление Попкова» [239] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 320. Л. 2. .

Цензурное ведомство пошло даже на такую «крайнюю» меру как конфискация отдельных номеров журнала «Звезда» (1947. № 3; 1948. № Ю—11). Обычно она считалась экстраординарной, ибо пробелы в годовых комплектах журнала вызывали «неуместные» вопросы и разговоры среди читателей. В протоколе заседания Бюро Ленинградского Горкома ВКП(б) «Об изъятии политически вредных книг и брошюр из библиотек Ленинграда» от 17 февраля 1950 г., тем не менее, зафиксировано: «Изъять № 3 журнала “Звезда” за 1947 г. — на с. 148–149 выдержки из выступления Кузнецова», а также «сдвоенный № 10–11 за 1948 г.: на с. 164 в статье “Тема нашего искусства” есть упоминание о выступлении Кузнецова, посвященном восстановлению промышленности Ленинграда». Не исключено, что эти номера подлежали изъятию и уничтожению и за пределами Ленинграда [240] ЦГА ИПД. Ф. 24. оп. 49. Д. 451. Л. 59 .