Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

«Литературоведы (или искусствоведы) в штатском», как иронически называли сотрудников компетентных органов, приставленных к искусству и литературе, считали себя специалистами буквально по всем вопросам, начиная с истории древнерусской литературы, в частности, в трудах Д. С. Лихачева (см. в следующем параграфе о купюрах в его книге «Слово о полку Игореве — героический пролог русской литературы»).

Не менее «свободно» они ориентировались и в литературе XVIII века. По поводу одной из книг, выпущенных ленинградским отделением Гослитиздата в 1963 г., в донесении говорилось: «Г. П. Макого-ненко. “Денис Фонвизин”. Неправильно и нечетко формулировались некоторые положения истории России XVIII века, путаные и неправильные формулировки» [265] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 2. Д. 79. Л. 27. .

Чем ближе к нашему времени, тем увереннее чувствовали себя контролеры. «Неправильная, политически не выверенная» интерпретация событий литературной жизни XX века замечена во многих работах, посвященных крупнейшим поэтам Серебряного века. Значительные «просчеты обнаружены, в частности, в монографии известного литературоведа В. Н. Орлова (1908–1985) “Пути и судьбы”», готовившейся к печати в 1962 г. Уже на стадии превентивного контроля цензоры сигнализировали в Обком КПСС: «По поводу книги В. Н. Орлова “Пути и судьбы” (ленинградское отд. издательства “Советский писатель”), повествующей о жизни и творчестве писателей и поэтов прошлого. Книгу заключают два очерка (“История одной любви” и “История одной дружбы-вражды”). Приведенные очерки в настоящем виде не могут быть помещены в сборнике по мотивам идейной нецелесообразности. По идеологическим соображениям были также возвращены на переработку по согласованию с Обкомом КПСС два очерка В. Н. Орлова об Александре Блоке. В этих очерках автор пытался объяснить творчество Блока перипетиями его личной жизни, взаимоотношениями с женой, их взаимными изменами и т. д. Хотя известно давно, что подобные попытки бесплодны и осуждены в нашей литературе. По этому поводу было помещено несколько редакционных статей в центральных газетах в связи с выходом тома “Литературного наследства” “Новое о Маяковском”» [266] Там же. Д. 73. Л. 1. .

В результате книга В. Н. Орлова вышла в свет с исключениями целых глав, но и такая операция не устроила надсмотрщиков. В начале 1963 г. они снова информируют обком: «В апреле 1962 г. к нам поступила книга В. Н. Орлова “Пути и судьбы”. Серьезные возражения у нас вызвал очерк о Блоке под названием “История одной любви”. В очерке много внимания уделяется интимным моментам в жизни А. Блока и его невесты (Л. Менделеевой), ее отношениям с поэтом А. Белым. Возражения у нас вызвал и другой очерк об А. Блоке “История одной дружбы-вражды”, в котором на 223 страницах широко цитируются реакционный философ Вл. Соловьев и его последователи, а также подробно разбираются все оттенки мировоззрений и взаимоотношений декадентских течений. По нашему настоянию издательством были сделаны исправления и сокращения в обоих очерках, хотя далеко не достаточные. В декабре книга была подписана в печать, а в феврале вышла в свет, неся широкому читателю как описание интимных сторон личной жизни А. Блока, так и подробное изложение реакционных философских воззрений Вл. Соловьева, Мережковского и др.» [267] Там же. Д. 79. Л. 28. .

И, конечно, буквально под микроскопом рассматривались работы, посвященные советским писателям, тем особенно, которые сверху были объявлены «неприкосновенными». Так, в порядке предварительного контроля, задержана в 1961 г. верстка книги С. Владимирова и Д. Молдавского «В. В. Маяковский. Биография. Пособие для учащихся», готовившаяся Учпедгизом. Цензор мотивировал это следующими соображениями: «Публикация писем поэта в томе “Литературного наследства” была грубой ошибкой. Тем более вызывает недоумение — зачем лишний раз привлекать внимание школьников к личной интимной переписке. На стр. 99 характеризуя личную жизнь Маяковского, авторы биографии лишний раз привлекают внимание к изданию “Новое о Маяковском”, где опубликована переписка поэта и в изобилии рассыпаны по страницам рисунки, оскорбляющие память Маяковского. “В конце письма, — пишут авторы биографии, — обычно рисунок. Себя автор изображает в виде добродушного щенка с большими ушами”». Кроме того, «…не следует писать в школьном издании биографии Маяковского о самоубийстве поэта». В заключение цензор предлагает: «1. Направить верстку в Ленинградский обком КПСС для получения консультации по вышеизложенным вопросам. 2. Затребовать от издательства “Учпедгиз” 2-ю рецензию (лучше всего от сестры поэта Людмилы Владимировны Маяковской)» [268] Там же. Д. 68. Л. 4. .

Книга вышла в свет с весьма существенными изменениями. Убраны ссылки на упомянутый 65-й том «Литературного наследства» «Новое о Маяковском», вышедший в 1958 г., редакция которого за публикацию переписки поэта с Лилей Брик подвергалась жесточайшей партийной критике. Цензор почти текстуально повторяет текст Постановления Идеологической комиссии «О книге “Новое о Маяковском”», опубликованный в 1961 г. в сборнике «Вопросы идеологической работы» [269] Вопросы идеологической работы. М., 1961. С. 270. См. также: Идеологические комиссии ЦК КПСС. С. 142–143. Подробные комментарии по этому поводу см.: Цензура в СССР. С. 394–395. . Отметив «грубую ошибку», допущенную редакцией «Литературного наследства», постановление отметило, что «…в книге содержатся материалы, искажающие облик выдающегося поэта, опубликована переписка, носящая сугубо личный, интимный характер, не представляющая научного интереса… материалы, тенденциозно подобранные в книге, дают неверные сведения о поэте, якобы находившемся в разладе с советской действительностью, что перекликается с клеветническими измышлениями зарубежных ревизионистов о Маяковском». Сестра поэта обратилась и тогда же к М. А. Суслову с письмом, в котором просила оградить поэта от литераторов, продолжающих “…чернить его честное имя борца за коммунизм”» [270] Идеологические комиссии ЦК КПСС. С. 143. .

Некоторые сотрудники Музея Маяковского, участвовавшие в подготовке 65-го тома, были уволены, на него запрещалось ссылаться в работах, посвященных поэту, о чем был выпущен особый главлитовский циркуляр: именно этим и вызвана такая реакция ленинградской цензуры. В книге Владимирова и Молдавского смягчен, помимо прочего, пассаж, повествующий о последних днях жизни поэта и обстоятельствах его гибели, которым придан «жизнеутверждающий», оптимистический характер: «Творческий путь поэта не был закончен (!? — А. Б.). Он трагически оборвался 14 апреля 1930 г. не в момент остановки и передышки, а на ходу, в упорном движении» (с. 126). Что из этой тирады мог понять школьник — не очень ясно… Но такова уж была предписанная свыше советская стилистика.