Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

Дважды поступала на контроль — предварительный и последующий — и книга Е. И. Наумова о Есенине. Отношение к поэту не раз менялось, начиная с 20-х годов, — в диапазоне от почти полного запрета в 30-х до снисходительно-либерального, но в то же время настороженного в 50—70-х. Возврат книг поэта во 2-й половине 50-х годов, массовое издание его сборников и литературы о нем вызвали строгий окрик Идеологической комиссии ЦК в 1958 г. В специальном постановлении «О неправильном подходе к переизданию сочинений С. Есенина» отмечалось, что «…в творческом наследии С. Есенина… есть и такие произведения, которые проникнуты упадочническими и религиозными настроениями, отражавшими идейную незрелость и растерянность поэта, не понимавшего смысла перестройки страны на социалистических началах». Такая партийная директива тотчас же усилила бдительность контролеров. Цензор Я. Б. Малкевич в своем «объяснении» писал 22 июня 1960 г.: «Мною проконтролировано монографическое исследование “Сергей Есенин. Жизнь и творчество” (автор Е. И. Наумов. Учпедгиз, редактор Е. М. Прокофьев), являющееся “первой попыткой подробной характеристики жизненного и творческого пути поэта”, как указано в рецензии кандидата филологических наук И. С. Эвентова. В монографии содержится ряд материалов, в особенности неприемлемых в массовом издании (тираж 45 тыс. экз.). Например, на стр. 82 приводится следующее высказывание С. Есенина: “Если говорить о памятниках, то рабочие хотят воздвигнуть его Марксу, а крестьяне хотят поставить его корове” (С. Есенин. “Ключи Марии”). На стр. 57, 157 и др. не выполнено серьезное замечание рецензента, рекомендовавшего заменить пересказом цитатный материал некоторых писем Есенина. Так, на стр. 157 цитируется письмо 1922 г.: “Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство(разрядка цензора — А. Б .), зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадоб-ностыо под смердяковщину”. На стр. 57 в пересказе цитаты есенинского письма Г. Панфилову дается неправильная оценка поэта-рево-люционера Н. А. Некрасова (“…притеснял дворовых людей”). Давая оценку Р. Иванову-Разумнику как “наемнику германского фашизма”, автор считает возможным приводить ряд высказываний Иванова-Разумника, которые не представляют никакой ценности (например, о “чистом искусстве”, стр. 92). Не находит объяснения положительная оценка Б. Пастернака (стр. 277). Предлагаю Учпедгизу обсудить монографию на Редакционном совете и представить протокол обсуждения, а также представить в Леноблгорлит 2-ю рецензию, кроме полученной)» [271] Там же. С. 62. .

Редакторы с помощью автора срочно внесли кое-какие изменения в текст, но и они — опять-таки, как и в случае с предыдущей книгой, — не полностью удовлетворили цензора М. В. Дмитренко, составившего через 6 дней (28 июня) такую докладную записку: «На последующем контроле мною прочитана книга Е. И. Наумова “Сергей Есенин. Жизнь и творчество”. Отмечаю, что с точки зрения методологии эта монография нигде не рассматривалась и не обсуждалась». Как и во многих других случаях, он апеллировал к последней инстанции: «Ответить на вопрос о целесообразности ее опубликования в таком состоянии, как она представлена, могут только партийные органы — соответствующий отдел ЦК КПСС» [272] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 2. Д. 63. Лл. 5–6. .

В результате хождения по инстанциям и всевозможных проволочек книга Наумова о Есенине вышла в свет спустя 5 (!) лет, в 1965 г., в издательстве «Просвещение» (ленинградское отделение), которое унаследовало редакционный портфель ликвидированного в 1964 г. Учпедгиза. Понятно, что во многом пришлось пойти «навстречу пожеланиям» цензора, иначе книга вообще бы не появилась. Убран ряд высказываний Р. В. Иванова-Разумника, которому дана «справедливая», с точки зрения цензора, а на самом деле совершенно тенденциозная характеристика [273] Иванов-Разумник (Разумник Васильевич Иванов, 1878–1946) — историк русской общественной мысли, критик, литературовед. Принадлежал к партии левых эсеров. В 30-е годы не раз подвергался арестам и ссылкам. Летом 1941 г. не успел эвакуироваться из Пушкина под Ленинградом и оказался в зоне немецкой оккупации, позднее находился в лагере для перемещенных лиц. В 1943 г. печатался в берлинской газете «Новое слово», что и послужило причиной его обвинений в «пособничестве фашизму». См.: Иванов-Разумник Р. В. Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки / Сост., вступ. ст. В. Г. Белоуса. М.: Новое лит. обозрение, 2000. С. 257. , но вместе с тем предоставлена «трибуна врагу»; исчезла «положительная оценка» Бориса Пастернака; сделаны купюры в процитированных текстах самого Есенина и т. д. В юношеском, слегка наивном письме Г. Панфилову, в котором Есенин дает оценку классикам русской литературы, также сделаны купюры, в частности, такая: «Тебе, конечно, известны… лицемерие, азарт и карты и притеснения дворовых Н. Некрасова» — образ «народного заступника» ни в коем случае не должен быть снижен…

Немало мытарств испытала книга А. А. Максимова «Советская журналистика 20-х годов», вышедшая в издательстве Ленинградского университета в 1964 г. Она также была задержана на стадии верстки, поскольку, как доносил цензор Т. И. Панкреев, «ряд положений книги вызывает возражения». Образ неприкосновенного создателя «метода соцреализма» не должен быть запятнан: «На стр. 9 описывается сотрудничество А. М. Горького в меньшевистской газете, называется его брошюра “Несвоевременные мысли”». Ранее, в параграфе «Тамиздат», уже говорилось об отношении цензуры к этому циклу статей Горького, опубликованных первоначально в основанной им (а вовсе не «меньшевистской») газете «Новая жизнь» на рубеже 1917–1918 гг. В окончательном варианте книги Максимова о цикле все же вскользь сказано, но дана «партийная оценка»: «Под влиянием партийной критики Горький отказывается от своих ошибочных позиций».

Независимо от контекста, независимо от «правильного», «классово-выверенного» подхода автора к описываемым им событиям, «нежелательные» имена не должны фигурировать в книге: «Автор чрезмерно много площади отводит описанию журналистов и издателей, которые враждебно относились к Советской власти и политике партии. Причем, тут непременно называются фамилии редакторов и членов редколлегий антисоветских журналов. Их фамилии пестрят чуть ли не на каждой странице. Невольно возникает вопрос: нужно ли, хоть и в критическом плане, увековечивать память всякого рода Троцких, Ворон-ских, Лелевичей, Авербахов, детально разбирать их эстетические программы (как это делается на стр. 56, 63, 81, 115–121, 138–139). Думается, книга и, главное, — читатели только выиграют, если о троцкистах в литературе рассказать где-то в одном месте, короче, яснее и острее. Известно, что в конце 1927 г. А. К. Воронский был отстранен от редактирования журнала “Красная новь”. Но незадолго до этого, в феврале 1927 г., он на юбилейном вечере журнала пространно говорил о своей близости к Ленину, об участии вождя в его журнале. Кто знает, может быть, всё это потребовалось троцкисту Воронскому для того, чтобы представить себя в лучшем свете. Но тов. Максимов широко цитирует Воронского в целях показа роли В. И. Ленина в журналистике». Заканчивает он свой доклад неподражаемой фразой: «На мой взгляд, подобные источники оскорбительны для Ильича » [274] 10] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 2. Д… 84. Лл. 74–76. . О Воронском в книге кое-что сказано, но, под влиянием цензурных нареканий, в книге усилена оценка с партийных позиций, другие имена вычеркнуты практически полностью. «Недореабилитированный» Н. И. Бухарин также не должен упоминаться в книгах — опять-таки независимо от контекста и оценки.