Василий Пихорович - Заметки на полях книги «Есть ли будущее у капитализма?»

«У систем есть срок жизни. Эту идею лаконично выразил Илья Пригожин: «Какой-то возраст есть у нас, у нашей цивилизации, у нашей Вселенной». Это означает, как мне кажется, что все системы, начиная от бесконечно малых до самых крупных, которые мы хотим познать (вселенная), включая средние по размерам исторические системы, должны анализироваться с учетом того, что они состоят из трех качественно разных моментов: момента зарождения, момента функционирования в течение «нормальной» жизни (самый долгий момент), момента прекращения существования (структурный кризис)…

…Наш основной тезис состоит в том, что как только мы поймем, каковы были правила, позволившие современной мировой системе функционировать в качестве капиталистической, мы поймем, почему она находится на последней стадии структурного кризиса. Тогда мы сможем показать, как эта последняя стадия действовала, и с большой вероятностью будет действовать на протяжении следующих 20–40 лет» [3–7] [3–7] И. Валлерстайн, Р. Коллинз, М.Манн, Г. Дерлугьян, К. Калхун. Есть ли будущее у капитализма. М. 2015. с. 23. .

Конечно, можно возразить, что И. Пригожин отнюдь не отрицает ни диалектики, ни материализма, поэтому, заимствуя метод у И. Пригожина, Валлерстайн ничего не теряет. Напротив, у И. Пригожина диалектика и материализм приспособлены к потребностям науки и не отпугивают ученых, которые не жалуют Гегеля, да и Маркса если уважают, то, так сказать, в нерабочее время, поскольку не видят никакой связи его учения со своей наукой.

Спору нет, что у И. Пригожина мы находим и диалектику, и материализм, но все-таки кое-что у него теряется. А теряется в первую очередь конкретность, то есть, теряется, собственно говоря, все. Поскольку ни диалектика, ни материализм вне конкретного их применения, никакой ценности не представляют, мало того, по всем правилам диалектики, они превращаются в свою противоположность, в абстрактную безжизненную схему.

За примерами далеко ходить не придется. Их нам предоставляет сам Иммануил Валлерстайн. Если гегелевская диалектика заставляет Маркса отказаться от попыток находить общие законы для всех этапов развития общества, то диалектика по Пригожину подталкивает Валлерстайна к ровно противоположному: он начинает искать закономерности, общие не только любым общественным системам, но и всяким системам вообще. И, разумеется, их находит: что «все системы имеют свой срок жизни», и что «они состоят из трех качественно разных моментов: момента зарождения, момента функционирования в течение «нормальной» жизни, момента прекращения существования». В общем-то, все правильно. Но диалектики здесь не больше, чем в известной строчке великого украинского поэта Т.Г. Шевченко «тече вода з-під явора», которую некоторые шутники из философского факультета Киевского государственного университета имени все того же Т.Г. Шевченко в эпоху, когда в СССР всеми силами выискивали национальные корни коммунизма, приводили в качестве доказательства, того, что мировоззрение великого Кобзаря содержало зачатки диалектического материализма.

Другими словами, такого рода «диалектика» представляет собой не что иное, как очередную «мировую схематику», поэтому с ее помощью можно объяснить все, что угодно. Но ведь и с помощью религии можно объяснить все, что угодно. Задача же науки состоит вовсе не в том, чтобы подогнать частный случай под какую-то общую схему — такая «наука» может удовлетворить разве что плохого учителя в школе, который считает своей задачей напичкать головы детишек разного рода теориями и научить их находить примеры, подтверждающие эти теории. Задача же настоящей науки, а науки истории — в первую очередь — состоит в том, чтобы ухватить свой предмет в развитии, в становлении, притом так, чтобы овладеть специфической логикой становления именно этого предмета, именно в этих условиях. И знание того, что «все системы имеют свой срок жизни», вряд ли сильно поспособствует решению этой задачи. Мало того, подгонка живого развивающегося предмета под общую схему, даже если это схема развития, может привести только к одному — к потере предмета исследования и подмене исследования предмета исследованием самой схемы.

Но как избежать этой опасности?

А.С. Канарский в своей книге «Генезис чувственной культуры» пишет:

«…конкретно-исторический поиск может иметь какое-то научное значение и быть продуктивным, если он исходит из методологических основ целостной общественной теории, направляется ею, согласуется с ней» [3–8] [3–8] А.С. Канарский. Диалектика эстетического процесса. К. 2008. с. 199. .

И доказывает этот тезис очень просто:

«В конечном счете, всякий научный поиск не развертывается и не может развертываться на голом месте; так или иначе, он своеобразно предваряется более мощными стимулами, вытекающими из всей практики, а стало быть, и теории, которая стремится к полноте ее охвата» [3–9] [3–9] Там же. с. 199–200. .

Вряд ли таким «более мощным стимулом» может служить теория, согласно которой все системы «состоят из трех качественно разных моментов: момента зарождения, момента функционирования в течение «нормальной» жизни, момента прекращения существования». Потому, что эта теория вытекает отнюдь не из «всей практики» и вовсе не стремится «к полноте ее охвата». Напротив, эта теория является результатом сугубо одностороннего восприятия человеческой практики, попыткой свести человеческую практику к ее отдельным моментам.

Очень характерно, что Гегель, как и Валлерстайн, часто пользуется понятием «момент». Но у Гегеля целое не «состоит из моментов». Ленин в конспекте «Науки логики» отмечает, что «Часто у Гегеля слово «момент» в смысле момента связи, момента в сцеплении» [3-10] [3-10] В.И. Ленин Философские тетради. ПСС. т. 29. с. 132. . И очевидно, что касается это исключительно не только единства мышления, но и единства исторического действия.

На самом-то деле никакие системы не состоят, не могут состоять из моментов. Словосочетание «момент зарождения» на практике ничего не означает, как и выражение «момент прекращения существования». Как зарождение, так и прекращение существования представляют собой не момент, а процесс. Не говоря уж о «самом долгом моменте» «нормальной» жизни.

Впрочем, уже тот факт, что слово «нормальной» И. Валлерстайн берет в данном случае в кавычки, свидетельствует о понимании им того, что это деление «систем» на «моменты» носит весьма условный характер. Что на самом деле никакой «нормы», или, выражаясь языком самого Валлерстайна, «правил», по которым функционирует система, не существует.

Это обнаруживается сразу же, как только он пробует найти такое правило функционирования для анализа той системы, которую он исследует, то есть для капитализма. После очень недолгого перебора таких характерных для капитализма черт, как наемный труд, производство для обмена и/или ради получения прибыли, классовая борьба между капиталистами и наемными рабочими, «свободный» рынок, он признает, что ни одно из этих явлений не является определяющим для капитализма как системы.