Василий Пихорович - Заметки на полях книги «Есть ли будущее у капитализма?»

Самое интересное, что Маркс еще в той же «Немецкой идеологии» резко возражал против такого подхода, в результате которого «делу придается такой вид, будто последующая история является целью для предшествующей, будто, например, открытие Америки имело своей основной целью помочь разразиться французской революции» [4-10] [4-10] К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. т. 3, с. 45. .

В результате то, что у Маркса выводится как результат развития товарного хозяйства, у мирсистемщиков оказывается общим свойством всяких систем, а отличительной чертой капитализма оказывается только в той мере, в какой капитализм — это тоже система.

Метод Маркса предполагает не просто целостность, но целостность как единство многообразия. Все факты должны быть подчинены логике целостности, и задача ученого исследовать закон подчинения частного целому.

У сторонников миросистемного анализа тоже частное подчиняется целому — законам (правилам) системы, но сами эти правила выводятся эмпирически. Отличный пример находим в статье Г. Дерлугьяна:

«Просчитать циклы гегемонии в начале 90-х годов пытались два американских учёных, Брюс Подобник и Кристофер Чейз-Данн — представители школы мир-системного анализа, пытавшиеся всё время придать некую математическую стройность миросистемному анализу, который, с их точки зрения, слишком «словесен» и слишком конкретно-историчен. По их расчетам выходило, что американская гегемония должна исчерпаться где-то в 2010-х годах. Прогноз этот был сделан в конце 1980-х, в период распада Советского Союза. Четверть века назад уже Подобник и Чейз-Данн предполагали, что следующая мировая война должна наступить в районе 2014–2016 годов и будет продолжаться, если цикл геополитики продолжается, порядка тридцати лет. Тогда бы многие их высмеивали. Дорогие Брюс и Кристофер, с чего вы взяли такую чёткую периодичность? Как вы построили, экстраполировали на основании, в общем-то, двух исторических циклов: нидерландского, британского и половины, ну, двух третях американского. Насколько это вообще циклы? Какой у них механизм?» [4-11] [4-11] Г. Дерлугьян. О мировой войне как макроистоическом явлении. http://commons.com.ua/o-mirovoj-vojne-kak-makroistoricheskom-yavlenii/ .

Г. Дерлугьян, конечно, критикует своих коллег. Но только критикует он их, скорее, за то, что они упрощают метод миросистемного анализа (и тем самым, получается, выдают его тайну), а вовсе не за то, что они его извращают.

Но здесь следовало бы сделать несколько замечаний насчет того, что миросистемный анализ «слишком словесен». Разумеется, что в том виде, в каком его предъявили Брюс Подобник и Кристофер Чейз-Данн, это обвинение имеет не так уж много смысла. Ведь нередко математические методы используются в социологии, как, впрочем, и во многих других науках, только для того, чтобы скрыть недостаток мыслей. В условиях, когда математика считается языком науки и даже методом научного мышления, такой номер легко проходит, и поэтому многие научные проходимцы часто им пользуются. На самом же деле, если вы на место бессмысленных сочетаний наукоподобных пустопорожних слов ставите такие же малосодержательные формулы, научности в вашей теории не прибавится. Точно так же, если теория верна, то использование математических методов вовсе не сделает ее менее конкретно-историчной. Потому что дело не в словах и не в формулах, а в понимании сути дела, а как это понимание будет выражаться, в «словах» или в формулах — это уже совершенно другой вопрос.

Например, «Капитал» не словесен, а «понятиен», поэтому использование автором формул отнюдь не мешает его труду быть действительно «конкретно-историчным». Не в том смысле конкретно-историчным, в каком его математические адепты обвиняют миросистемный анализ (что он недостаточно абстрактен, то есть недостаточно оторван от исторической действительности), а в том, что динамическая взаимосвязь абстракций, которыми оперирует Маркс, вскрывает логику самой истории, вырастает из нее и стремится к возвращению в историю в качестве логики действия исторического субъекта.

Нужно признать, что миросистемный анализ даже не ставит перед собой таких задач — вскрыть внутреннюю логику капитализма, а тем более — исследовать логику его преодоления. Миросистемный анализ в общем-то не идет дальше описания капитализма. И в этом смысле миросистемный не выходит за пределы позитивизма.

Но сам подход к описанию капитализма в миросистемном анализе радикально отличается от позитивистского. То, что Брюс Подобник и Кристофер Чейз-Данн приняли за избыточную «словесность» миросистемного анализа, которую они определили в качестве его недостатка, на самом деле является лишь внешним выражением его основного достоинства — восприятия капитализма в частности и мировой истории вообще — как некоей целостности, притом динамической целостности. И то, что эти критики назвали излишней «словесностью», гораздо правильнее было бы назвать публицистичностью. Притом публицистичность здесь нужно воспринимать не просто как жанр изложения, но главным образом как метод исследования истории. Именно за счет публицистичности и получилась во многом у мирсистемщиков целостность рассмотрения истории. Ведь публицистика, если это, конечно, хорошая публицистика, состоит вовсе не в том, что там используется мало формул или стараются избегать применения терминов, понятных только узкому кругу специалистов. Публицистика — это в первую очередь изложение глубоких идей языком, понятным для широкого круга людей. Решение такого рада задач в принципе невозможно без широкого применения образов. А образ отличается от понятия, которое он призван выражать, в первую очередь большей синкретичностью, то есть нерасчлененностью, а это значит — большим богатством связей, хотя еще и нераскрытых до конца. Как публицистичность стала у мирсистемщиков не просто методом изложения, но и методом исследования, это отдельный вопрос (представляется, что в основном потому, что одним из источников миросистемного анализа стало творчество Фернана Броделя, который, создавая свой основополагающий труд «Средиземноморье и средиземноморский мир в эпоху Филиппа», вынужден был работать как публицист, не имея доступа к научным источникам), но мы бы хотели отметить, что это не такой уж и плохой метод, если, конечно, им одним не ограничиваться. Если кроме художественных или полухудожественных образов и исторических аналогий, без которых сложно себе представить хорошую публицистику, у исследователя, пользующегося публицистикой как методом изложения, больше ничего нет, то он только публицист и больше ничего. Если же эти образы и аналогии служат для него только исходным пунктом собственно исследования, которое должно включать, как минимум, добросовестное сравнение различных (в смысле, противоположных) точек зрения на исследуемый вопрос, то тогда и публицист превращается в ученого, а публицистичность — в более или менее глубокий вариант метода восхождения от абстрактного к конкретному. Притом, глубина применения этого метода нисколько не будет ограничиваться внешней формой публицистичности. К примеру, тот же «Капитал» — от начала до конца публицистичен, что не мешает ему служить подлинным образцом научности вообще и применения метода восхождения от абстрактного к конкретному — в частности.