Аркадий Ваксберг - Белые пятна

Есть в Воронеже техникум с непривычным названием: юридический. Создали его недавно, готовит он кадры средней квалификации — в основном инспекторов социального обеспечения. Пять лет назад он дал стране первый свой выпуск.

До последних экзаменов оставалось несколько дней, когда местные хулиганы затеяли драку с выпускниками. К выходкам хулиганов в техникуме уже притерпелись. Настрадались от них за несколько лет. Я читал десятки коллективных студенческих жалоб — на то, как били их «неизвестные», как ломились к ним в общежитие, отбирали сумки и кошельки, оскорбляли и угрожали.

Меры конечно же принимались: счет составленным протоколам шел уже на десятки. Но через день или два хулиганы вновь брались за свое…

Ситуация изменилась, когда лучшие студенты стали дружинниками. Взяли охрану порядка на своей территории в свои же руки. Твердо решили: довольно! И то верно: кому же это сделать еще, если не им — без пяти минут правоведам.

Именно они-то хулиганов и задержали. Чтобы пресечь, а отнюдь не расправиться. Привели нарушителей в общежитие. Заставили извиниться. Дать слово: больше, мол, никогда… Что было делать задирам, оказавшимся в «плену»? Схитрить? Выиграть время? Пообещать?

Пообещали… Было это 17 июня 1978 года.

Хулиганы оттого, вероятно, и хулиганы, что правила чести им недоступны. Слово для них мало что значит. Обещания не имеют цены. А злость, жажда мести, потребность проявить тупую, жестокую силу, напротив, огромны.

Один из прощенных — слесарь НИИ Юрий Козинцев — переносил свое поражение особенно остро. Мысль о том, что не он на коне, угнетала его. Обидой своей поделился с друзьями. Те приняли «боль» товарища, как свою…

Ранним вечером 19 июня четверо закадычных друзей — Козинцев, Бугаков, Китаев и Копытин — собрались на прогулку. И маршрут, и время дежурства дружинников были им хорошо известны. До техникума оставалась сотня, не более, метров, когда из соседнего переулка вышли двое: общественные сотрудники милиции, студенты Бортников и Труфанов. «Они!» — прошептал Козинцев и с лучезарной улыбкой устремился навстречу. Копытин — за ним.

— Привет, друзья! — воскликнул Козинцев, протянув Бортникову, который шел впереди, свою богатырскую руку.

Два дня назад, избежав как минимум пятнадцати суток, Козинцев проникновенно сказал: «Будем дружить». Как должен был теперь воспринять Павел Бортников его приветственный возглас и протянутую для пожатия руку? Видимо, так, как восприняли бы при нормальных условиях все нормальные люди.

Он тоже улыбнулся и тоже протянул руку, которая сразу же оказалась в клещах. Мощная пятерня Козинцева сдавила ее, вывела из игры, и сразу же, изловчившись, метко и точно Копытин нанес Бортникову удар в правый висок. Мертвая хватка Козинцева могла бы еще удержать его от падения, но Козинцев руку разжал, и Бортников рухнул.

Мы легко представим себе силу удара, узнав рост потерпевшего (190 сантиметров) и его спортивную подготовку (перворазрядник по боксу). Силу удара, заставившую предположить, что кулак, нанесший этот удар, не был пустым…

Но Копытин отнюдь не считал, что месть уже состоялась. Пока остальные расправлялись с Труфановым, он дважды еще ударил жертву ногой по голове и лишь тогда, убедившись в чистой победе, ликующим свистом призвал сотоварищей к бегству.

На следующее утро опознанный, разысканный и доставленный в милицию Александр Копытин (двадцать один год, образование среднее, студент-заочник пединститута, тренер детско-юношеской спортивной школы при заводе горнообогатительного оборудования) даст собственноручные показания — документальное свидетельство его высокого культурного уровня и столь же высоких нравственных качеств: «Обястняю вечером предя после института домой я зашол к другу Юра Козентцеву мы посидели у него сполчаса потом зашол Толик Гревцов мы пошли погулять сначало по Ленинградской потом зашли к техникуму юредическому там встретили двух знакомых девушек они нам расказали что кним в техникум приходили ребята подрались выбили окно потом мы их проводили и пошли домой я пошол домой есть».

Капитан милиции Ситников тщетно искал в этой святочной пасторали хотя бы один знак препинания и хотя бы одно слово правды. Не найдя, задал вопрос: «Прогуливаясь и беседуя с девушками, вы не заметили возле техникума какого-либо происшествия?»

Копытин подумал, напряг свою память и уточнил: «Дополняю мы спокойно шли по улице и вдруг увидели что к нам неизвестно почему бегут милиция и человек двадцать стехникума милиция стала стрелять из пистолета а один из них помоему назвал свою фамилию мы от этого сразу разбежались все побежали».

Этим документом открывается дело, которое будет длиться четыре года.

Через полчаса после удара, свалившего его наземь, Павел Бортников был доставлен в областную клиническую больницу. В истории болезни появилась первая запись: «Тяжелый ушиб и отек головного мозга… Общее состояние очень тяжелое, кома, в правой лобной области обширная гематома… Пульс 40 ударов в минуту… Парез левой руки… В сознание не приходит… На окрик и уколы по телу не реагирует». «Состояние критическое», — констатировал дежурный хирург отделения реанимации. «Состояние крайне критическое», — записал он через час. На профессиональном языке медицины это означало: больной умирает.

Но у медицины есть не только профессиональный язык — еще и профессиональный долг. Он повелевает: бороться за жизнь до последнего вздоха. Не в переносном — в буквальном смысле этого слова. И медицина боролась.

Немедленно прибывший в больницу главный врач вызвал для консилиума лучших медиков города. Одна за другой последовали несколько сложнейших черепных операций. У постели больного круглосуточно дежурили специалисты. И так же круглосуточно, оторвавшись от занятий и экзаменов, по очереди дежурили в больничных коридорах товарищи Павла. Девочки готовили ему специальную пищу. Ребята помогали няням и сестрам. Отрывая от стипендии по полтиннику и рублю, сотни друзей собрали деньги, чтобы позволить матери Павла оставить работу и быть возле сына.

И чудо случилось. Через два с лишним месяца — сшитый, склеенный и залатанный искуснейшими руками врачей, умиравший вернулся к жизни. Инвалидом вернулся, калекой… Но все же — вернулся!

А пока врачи и товарищи воевали за жизнь, рядом тоже не спали. Тоже боролись. Тоже — активно и энергично — нажимали на все педали.

Отрицать факт удара, как это сделал Копытин в первом своем «обястнении», было уже невозможно. «Легкий», «случайный», «упреждающий» (?) удар «по щеке» Копытин признал. Оставалось — еще больше смягчить этот удар, превратить его едва ли не в шалость.