Аркадий Ваксберг - Белые пятна

На экстренное заседание собралась областная федерация спортивной борьбы. Выступил тов. Юдаев, старший тренер областной сборной. «Обидно, — сказал он, — что Копытин, спортсмен такого высокого класса, выполнивший норму мастера спорта по вольной борьбе, необдуманным поступком подвел сборную области, которая кропотливо готовится к чемпионату республики. Его срыв (его срыв! — А. В. ) должен послужить хорошим уроком… Не надо наказывать Копытина, самым большим наказанием будет для него совесть».

Взял слово тов. Меркулов, мастер спорта международного класса, тренер сборной РСФСР и СССР: «Мы уверены, что Саша критически отнесется к себе и будет достойно защищать спортивную честь области и республики».

Высказался тов. Батищев, старший тренер областной сборной: «Просто не верится, что такой культурный, воспитанный, образованный спортсмен мог не сдержаться и позабыть о своем долге перед командой…»

Обсуждение, как видим, принципиальное. Самокритичное. Бескомпромиссное. Такой же была резолюция, которой оно завершилось: «Порицая поступок т. Копытина и учитывая его безупречное поведение, а также то, что он глубоко осознал совершенное, федерация считает, что ему нужно дать возможность продолжать тренировки, готовясь к чемпионату РСФСР, где т. Копытину предстоит защищать честь области…»

Это было только начало. Своего рода сигнал. Ярко проявив спортивную солидарность, на защиту «чести» ринулись и другие. Областной совет ДСО «Труд» («…исключительно скромен, вежлив, дисциплинирован…»), ДСО «Динамо» («…уравновешен, молчалив, имеет склонность к оказанию помощи тем, кто в ней нуждается…»), ДСО «Спартак» («…обладает высокими моральными качествами, честен, смел и принципиален…»), объединенное собрание тренеров («Прекрасный наставник молодежи…»). Речи становились все восторженней, резолюции — все патетичней… «Александр никогда не бросит в беде ни одного человека, я горжусь его дружбой», — официально заявил тренер по вольной борьбе тов. Фролов. Другой тренер, тов. Даулетказиев, развил мысль коллеги: «Саша в этой истории просто не проявил спортивной выдержки. Зато на соревнованиях он ее проявит и выведет нашу область на почетное место». Итоги подвел директор детско-юношеской спортивной школы тов. Саввин — воспитатель и педагог: «Александр Дмитриевич Копытин на редкость уважаемый товарищ. Ему можно верить во всем».

Эти слова говорились и писались в те дни, когда так и не пришедший в сознание Бортников все еще находился на грани жизни и смерти, а врачи, проявляя все свое искусство и мастерство, но считаясь, однако, с реальностью, подготовили и мать, и друзей к самому худшему. О нем, о жертве «на редкость уважаемого товарища», мы не найдем в резолюциях мастеров спорта ни слова.

Впрочем, истины ради надо сказать, что постыдное словоблудие «защитников чести» не оказало на следствие никакого влияния. С абсолютной точностью оценив ситуацию и собрав все доказательства, предусмотренные законом, следователь Железнодорожного РОВД города Воронежа, лейтенант милиции Колбешкин (к нему теперь перешло дело) предъявил Копытину обвинение именно в тех преступлениях, которые тот совершил (злостное хулиганство, умышленное причинение тяжких телесных повреждений, опасных для жизни). Не хватало санкции прокурора.

Вместо нее последовал вдруг разнос. «…Установлено, — вычитывал лейтенанту Колбешкину районный прокурор Кузнецов, — что Бортников упал и получил телесные повреждения от удара об асфальт… От удара Копытина никаких повреждений не наступило, а имеющиеся повреждения получены от асфальта…»

Асфальт к ответу не привлечешь, Копытина — вроде бы не за что. Так? Нет, не так. Заместитель прокурора области Астафьев отменил абсурдное решение своего подчиненного: «…Неопровержимо доказано, — писал он, — что Копытин ударил Бортникова кулаком и ногой. Как можно в таком случае сделать вывод, что между ударами и травмой, полученной Бортниковым, нет причинной связи? Кроме того, получив сильный удар в правую сторону, Бортников вряд ли мог упасть на правый же бок…» Логично? Еще бы!.. Начинается новое следствие — третье по счету. Старший лейтенант милиции Козлов собрал те же улики. Провел еще одну экспертизу. Опять допросил свидетелей. С выездом на место в деталях воспроизвел весь механизм «конфликта». Наконец-то дело близится к своему завершению.

Народный судья А. П. Лузанов стремится закончить процесс как можно скорее! Его торопят: приближается спартакиада. «Просим рассмотреть дело в кратчайший срок, — настаивают руководители облспорткомитета Лисаченко и Казарян, — так как необходимо участие товарища Копытина в сборной по вольной борьбе…» О том, что его «участие» необходимо совсем в другом качестве и в другом месте, авторы письма не помышляют: такой вариант заведомо исключен.

Но темп, который задал делу судья Лузанов, нежданно дает сбой. Павел Бортников уже вырвался из лап смерти и даже выписан — инвалидом второй группы в свои девятнадцать лет — для дальнейшего лечения дома. Провести процесс без него теперь невозможно. С ним — возможно, но никак не в кратчайший срок: он еще недвижим. Между тем жмут сроки. И не только они…

Заведующий нейрохирургическим отделением областной клинической больницы Гришаев письменно разъяснил судье, что доставка больного в суд допустима при наличии специального транспорта. Из всего письма судья выудил лишь одно слово — «допустима».

Ах, все-таки допустима?!

«Гражданка Бортникова! — пишет он заболевшей матери Павла Марии Павловне, которая все еще не может оправиться от свалившейся на нее беды. — Разъясняю: ваш сын обязан явиться в суд. В противном случае, а именно, что если он будет уклоняться от явки в суд, то он будет доставлен приводом».

…Постойте! Не изменяют ли мне глаза? Жертву — приводом?! Потерпевший — «обязан явиться»?! Инвалид, еле выхоженный врачами, — «если… будет уклоняться от явки»?! Неужели так и написано? И скреплено подписью? Полно, не может быть!

Увы, может. В томе первом, на листах 218 и 219, находятся документы, которые я процитировал. Свидетельства бездушия, безграмотности и беззакония. Упорного, я бы сказал, беззакония, ибо неявка инвалида на суд побудила судью перейти к решительным действиям.

О них красноречиво рассказывают три «акта», также подшитые к делу.

Акт первый: «Мы, секретарь судебного заседания Шабалова и шофер Гайдуков, по указанию нарсудьи Лузанова прибыли по адресу… для принудительной доставки в суд потерпевшего Бортникова. Его мать заявила, что сын не может передвигаться и в суд не явится…»

Акт второй: «…Для потерпевшего Бортникова в зал судебного заседания доставлен врач, чтобы оказать ему помощь, если Бортникову станет плохо… На эту гуманную меру Бортников не откликнулся… Нарсудья Лузанов».