Аркадий Ваксберг - Белые пятна

Пришла мать тех девочек, которых они провожали. Кожина и Родионова быстро нашли. Они-то и опознали Леонтьева. Тот, поразмыслив, назвал остальных. Потянулась цепочка.

Тут заканчивается трагедия. Начинается фарс.

Куриев не смеет узнать настоящих убийц. Даже взглянуть на них не желает. Прячет глаза. «Дядя, держись!» — напутствует его Татьянин, дважды успевший уже побывать «далеко-далеко». Опытный человек!

«Дядя» держится, но недолго. Страх не дает ему ни минуты покоя. Ничего никому не сказав, он снова бежит. Исчезает. Как сон. Как мираж. Не нарушив при этом закона. Еще бы: он — пострадавший! Да, представьте себе: юридически — жертва. Не арестуешь. На ключ не запрешь. Конвоя в дверях не поставишь. Вольный человек: что хочет, то делает. Он и делает то, что хочет: до сих пор, до сих пор…

Телеграмма в Агдам. Прокурору. «Обеспечьте явку Куриева…» Молчание.

В УВД города. Никакого ответа.

Опять прокурору — вышестоящему. Результат нулевой.

Руководству завода, где Куриев работает. С тем же успехом.

Опять телеграммы: по второму, по третьему кругу. Стена!

Убийцы воспрянули духом: всё — клевета! Не били. Не убивали. В центре города не были. Мирно сидели дома. С женами. С вроде бы женами. Телевизор смотрели — семейно. И пили клюквенный морс.

В бой ринулись родичи. Жены. Вроде бы жены. Родители. Дяди и тети. Соседи. Собутыльники. Сослуживцы. Караул! Хватают невинных. Терзают несчастных. Шьют фальшивое дело. Даже Куриев не вынес. Сбежал.

Стоп! Откуда известно им про Куриева? Откуда знают они, кто какие дает показания? Тайна следствия существует? Или кто-то ее выдает?

Сразу же после убийства прокурор города создал оперативно-следственную группу. Ее возглавил старший следователь горпрокуратуры Ф. М. Мардеев. В группу вошли ответственные работники внутренних дел районного и областного масштаба. Уголовный розыск представлял майор Василий Миронович Гранитчиков. Работали засучив рукава. В том числе и Гранитчиков: родной сын родной сестры родной матери рецидивиста Татьянина. То есть попросту двоюродный брат.

Был момент, когда у следствия почти не было данных. Все висело на волоске. Сбежал Куриев, не проведены очные ставки, нет заключения экспертиз.

И тут к курсантам (главным свидетелям) заявляется мать Леонтьева. Скромная учительница младших классов. С зычным голосом, с мертвой хваткой. Знает курсантов по имени. Их показания знает до мельчайших деталей. «Не откажетесь от опознания, будет вам плохо». Правда, курсанты не дрогнули. Как попала, однако, к ней информация, к этой сеятельнице разумного?

Полюбуемся лишь одним образцом ее «заявления», явно подсказанным. Явно — поскольку из всех членов бригады ее атакам подвергся один: следователь прокуратуры Мардеев. А он-то и вывел следствие на настоящих убийц.

«Прокурору.

День и ночь думаю, где же правда? Честность и справедливость куда подивались как можно объвенить не законно я досихпор никому не верила, что не законно арест налаживают и судят не винных, а теперь убедилась, что так… Все ложь клевета и не справедливость Мардееву Ф. Дело раскрыл повысят, но на наших его не будет повышать, а понизить нужно как не винных мучает ни за что было так то понизели, а посадили, что взять с не винных и говори правду…»

Написанный каллиграфическим почерком штатного грамотея (успокоим читателя: Анна Андреевна Леонтьева больше детей не учит, ушла на заслуженный отдых), этот бред был не так уж невинен. Его цель: устранить, скомпрометировать следователя, который шел, не сбиваясь с точного курса. Подкрепленная изнутри «своим человеком», эта атака вполне могла увенчаться успехом. Но не увенчалась. И, в отчаянии от провала, Анна Андреевна вдруг встала посреди допроса и воинственно удалилась. Хлопнула дверью… В смысле буквальном.

Следствие тем не менее продолжалось. Несмотря на все шумовые эффекты. Несмотря на выходки обвиняемых, которые меняли свои показания по три, по четыре раза на дню. Даже по пять. Меняли, косясь на широкоплечего майора с суровым лицом. Тот опускал глаза…

Интересно: когда Василий Миронович Гранитчиков потел на допросах Василия Григорьевича Татьянина и Василий-младший почтительно обращался на «вы» к Василию-старшему, знал ли уже кто-нибудь, что играется пошлый спектакль? Что дознаватель и обвиняемый в действительности «Вась-Вась»? И когда с совершенной для всех очевидностью утекала важнейшая информация; когда следствие буксовало лишь потому, что кто-то знал больше, чем полагалось, — интересно, было ли тайной, кем и кому он доводится, бравый майор? Какая там тайна!.. Уже на третьем допросе Татьянин проговорился. Сказал, что Гранитчиков — родственник. Близкий. Ему и Половниковым. И не только Гранитчиков — у семьи с милицией много родственных уз. У Мастрюкова — тоже немало. А Половников Анатолий, тот и сам работал в милиции, но был изгнан оттуда за прогулы и пьянки.

Теперь майор пытается нас убедить, что следствию не мешал. Да, бывал на допросах — исключительно из любопытства. С тетей, конечно, встречался, но о деле не говорил. А о чем же он говорил с той, чей сын обвинялся в убийстве? Не иначе как о погоде.

Лишь месяц спустя прокурор вывел майора из следственной группы. Гранитчиков не возражал. «Согласен», — наложил резолюцию. И размашисто расписался.

Весть о гибели Деда Мороза постепенно добиралась до мест, где оставил он памятный след. Горе пришло и сюда.

В Белгород, на его родину. «Воздайте, пожалуйста, всем, кто лишил жизни благородного человека», — писали оренбургским юристам земляки Бурдакова.

В Тулу, где Владимир Яковлевич долгие годы руководил театром юного зрителя. «Высокий профессионализм, огромная человечность, глубокая порядочность — таким остался он в нашей памяти», — телеграфировали артисты, служащие, рабочие сцены.

В Нальчик — там он работал актером. «Скорбят тысячи его зрителей, которым он помогал жить своим добрым искусством», — от их имени обращались в прокуратуру заслуженный артист РСФСР Н. Т. Волошин, заслуженный тренер СССР, мастер спорта Г. П. Коленов, учителя, инженеры, врачи.

В Краснодар, куда переехали на работу бывшие оренбургские актеры. «Погиб друг, соратник, единомышленник, товарищ по общему делу. Какая ужасная несправедливость: тот, кто отдал всего себя расцвету искусства в родном городе, погиб от руки бандитов на одной из его улиц». Под письмом — подписи: народный артист СССР М. А. Куликовский, заслуженный деятель искусств РСФСР М. В. Нагли, заслуженный артист РСФСР А. С. Горгуль и многие их коллеги.

Снова и снова перебираем мы эти письма. Эти и десятки других: от зрителей, от товарищей, от знакомых и незнакомых. В кабинете директора Оренбургского театра Е. Р. Иоспа собрались режиссеры, актеры. Люди, великой своей профессией наученные прятать личную боль. Когда выходили они на сцену в скорбные дни, это им удавалось. Сейчас не удается. Кусая губы, опускает голову режиссер Зыков. Достав платок, отходит к окну артист Солодилин. Дрожит голос артиста Чикова: он начинает фразу — и не может закончить. Отворачивается вдова погибшего — заслуженная артистка республики Александра Павловна Жигалова. Им не хочется, чтобы я видел их слезы. Но я вижу.