Аркадий Ваксберг - Белые пятна

Поражаться, однако, пришлось недолго. Оказалось: цех был сдан ну конечно же с недоделками. С такими, без устранения которых он работать не может.

Но ведь сдан! Значит, денег на доводку — по крайней мере до пуска — заводу не полагается. А пустить без доводки нельзя. Заколдованный круг…

Теперь вроде бы ясно, чем была занята заводская администрация, что отвлекало ее от забот, казавшихся столь далекими и мало реальными. Второстепенными — так будет точнее. Какие там поля испарения, когда чуть ли не в простое целое производство! Да и этого мало! Трудно поверить: даже ту продукцию, что завод выпускал, некуда было сбыть. Ткань, из которой делают дубленки и шубы, костюмы и куртки, блузки и кофточки, ковры и многое что еще, — ткань, за которую государство платит валюту и которой все равно нет возможности обеспечить потребности рынка, ее, оказалось, — свою, отечественную! — некуда сбыть! Навалом лежала она на складе, портилась, гнила, превращалась в труху, а десятки фабрик страны в это же самое время тосковали по сырью, буксуя из-за его недостатка.

Бестолковщина? Если бы только…

Вы думаете, «тоскующие» фабрики и комбинаты не знали, что в Кустанае выпускается драгоценная пряжа? Знали, но договоров на поставку не заключали.

Почему же не заключали? Не иначе как пряжа была невысокого качества.

Ничуть не бывало. Качество было отличное. Но — повторим опять: завод лихорадило. Работал он неритмично. Пятнадцать процентов от плановых норм… Какой уважающий себя потребитель вступит в деловой контакт с поставщиком, который не может гарантировать исполнение договора? Ведь у фабрик-производительниц тоже есть план. Они тоже отвечают перед своими заказчиками. Перед системой торговли. А та — перед нами…

Вот такая выходит цепочка. Что ни день, то заботы. Вопросы. Проблемы. Их надо решать. Но как?

А вот как: брали деньги. У государства, конечно. На доводку. Наладку. На что-то еще. На то, что делать должны доввода в эксплуатацию. А тут — делали после.

10 миллионов рублей — только за один год. А всего — в два раза больше. Может быть, даже и в три: доводка все еще продолжается. Легко подсчитать, во что обошлась государству «готовность» к пуску, существовавшая не в реальности, а на бумаге. «Готовность» ради победных рапортов. Ради премий. Ради туфты. И летят в трубу все новые и новые деньги. Доделка недоделок: кажется, это называется так.

— Теперь вы, конечно, понимаете, — сказал мне с весьма печальной иронией алма-атинский мой собеседник, — при такой неразберихе прорыв практически неизбежен. Не тот, так этот… И что жалкий миллион, в который он пока обошелся, в общем-то — сущие пустяки.

Беда, однако, в том, что «не пустяки» — дело, увы, неподсудное, а «пустяки» — совсем наоборот. Доделка недоделок и бестолковщина со сбытом проходят по графе «трудности производства», а прорыв — по графе «уголовные преступления».

Стали искать виновных. Было это отнюдь не легко. Никто вроде бы не скрывается от правосудия, все на местах, объявлять розыск не надо, но на ком остановить выбор? Кому сказать: ты отвечаешь?!

Казалось бы, чего уж проще: кто по службе обязан был обеспечить безаварийность, тот и отвечает. Но кто обязан? Инструкций нет, приказов нет. Ни одного документа, который точноопределил бы чьи-то обязанности! А взаимозависящих друг от друга причин столько, что, возьмись их учитывать следствие, не хватило бы, думаю, мест на скамье подсудимых.

Приняли такое решение: судить троих. Могли бы принять и иное: ну, скажем, двоих. Пятерых. Семерых. Обосновать любое из них было, пожалуй, нетрудно.

Выбор пал на главного инженера завода Молодцова, начальника энергоцеха Надеждина и исполнявшего обязанности начальника участка водоснабжения и канализации медно-аммиачного производства Силаева. Всех троих осудили условно и оставили работать на заводе. Общественный защитник от имени коллектива просил вообще их оправдать, признать случившееся стихийным бедствием; а про подсудимых сказал, что это преданные делу работники и спрос с них невелик.

Хотя вины своей подсудимые не признали, приговор они не обжаловали, и так это дело благополучно закончилось к общему для всех удовольствию: порок вроде бы наказан, а пострадавших, в сущности, нет.

Лишь через год после приговора вдруг вспомнили: а с миллионом-то, который потеряли ни за что ни про что, — с ним-то что делать? Завод своих сотрудников пощадил, на их карман посягнуть не посмел, сам расплатился с жертвами ночного прорыва. Прокурор же проявил принципиальность и твердость и предъявил к виновным иск. Если он будет удовлетворен, Молодцов выплатит 120 тысяч, Надеждин — 130, а Силаев — всего ничего: 60. Остальные расходы возьмет на себя казна.

Значит, так: десятки, а может, и сотни людей причастны к безалаберщине и халтуре, которым известные сатирики дали точное имя: головотяпство со взломом. А расплачиваться за всех будет не только Молодцов, который все списал на плохой проект и плохую погоду, не только Надеждин, который отмахнулся от сигнала беды, но еще и газосварщик Силаев. За то, что — цитирую официальный документ из судебного дела — «не ставил вопроса об укреплении мокрых откосов дамб». Уж чего-чего, а «ставить вопросы» на заводе умели. Не умели на них отвечать…

Закон повелевает, выбирая меру наказания, не забывать и о личности того, кому она предназначена. Последуем его велению, взглянем на личность. Силаеву за пятьдесят, но в его трудовой книжке только одна запись. Все 35 лет он проработал на одном и том же заводе, в одном и том же цехе, на одном и том же посту. Все, что он делал, будучи газосварщиком высшей квалификации, — безупречно. Кому же было, как не ему, ветерану и крупному специалисту (в своейобласти — специалисту!) поручить временновозглавить участок, страдавший из-за отсутствия кадров? Кому же было, как не ему — ветерану, болеющему за свое производство, — согласиться, приобретя лишние хлопоты и ощутимо потеряв при этом в деньгах?

Ирония судьбы: именно ему, ветерану, 4 месяца исполнявшему чужую работу, и придется теперь принять на себя весь удар. Хорошее и плохое — все делил он вместе с заводом. Разделит и сейчас. Он виновен — в этом сомнения нет. Но — только ли он? Только ли и — настолько?

Что сказать о директоре, который по должности обязан отвечать абсолютно за все, что случается на заводе? Он проработал тут всего-навсего два года и сразу же после беды завод оставил, избежав наказания как раз потому, что работал недолго. Ни за что не расплатившись — ни в прямом, ни в переносном смысле, — уехал искать другую работу. Нашел…

Нет, я не за то, чтобы все валить на директора. Не с него началось, не на нем и закончится. Корни уходят вглубь, не добравшись до них, справедливого ответа на вопрос, что на заводе случилось и почему, мы не получим. Но, найдя скромного газосварщика и взвалив всю вину на него, — не получим тем более. А если что и получим, то лишь безнравственный и очень наглядный урок, как можно, «приняв меры», не принять никаких. И еще — убедительно подтвердить расхожий тезис: о стрелочнике, который всегда виноват.