Людмила Черная - Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

И именно поэтому я, по-моему, вправе судить и о дне сегодняшнем. Кто-то, видимо, ждал, что после 1993 года на нашей земле воцарится рай земной, а над нами появится небо в алмазах.

Но откуда было взяться этому раю? И этому небу в алмазах? Кто мог преподнести их нам на блюдечке с голубой каемочкой? Даже в самых прекрасных, самых нормальных демократических странах, которые шли к демократии долгими годами, долгими десятилетиями, то и дело появляются Брейвики и прочая нечисть… А у нас демократия всего без году неделя! Естественно, фашистами типа Брейвика хоть пруд пруди.

Не было у нас, условно говоря, Нюрнбергского процесса и денацификации. Напоминаю: на Нюрнбергском процессе судили ведущих политиков, генералов и идеологов нацизма. Международный трибунал приговорил их всех к предельно суровым наказаниям. Одиннадцать человек были отправлены на виселицу.

Мне могут сказать, что и политики, и генералы, и идеологи нацизма принадлежали стране, проигравшей войну, а СССР был главным победителем во Второй мировой войне. И судили преступников страны-победительницы. Все это так. Но потом долгие годы уже по воле западногерманских властей шли процессы по денацификации, где на скамью подсудимых сели нацисты-функционеры, виновные в преступлениях против человечности. И судьями были сами немцы.

Германия, всенародно покаявшись, пыталась очиститься от нацистов, от Холокоста и начать новую жизнь.

Это у них – а у нас никто ни в чем не покаялся.

У нас такие палачи, как Вышинский или Ульрих, дожили свою жизнь в славе и почете. А наиглавнейший палач Берия был осужден не за казни и пытки невинных людей, а как заговорщик и иностранный шпион. Тем паче никого не покарали за преступления против многих народов, населявших Советский Союз.

Ну а теперь, для разнообразия, поворчу. К сожалению, наша интеллигенция гуманитарная (творческая) оказалась не на высоте.

В прошлом она как никто хотела перемен. Как никто жаждала глотка свободы. Мечтала о демократии. Как никто страдала от цензуры. Писатели – от невозможности печататься на родине. Художники – от невозможности выставлять свои картины. Музыканты – от невозможности исполнять свои произведении. И все они – от невозможности ездить в разные страны.

Ну а что мы видим теперь?

Теперь так называемая творческая интеллигенции всем недовольна. Брюзжит. Заболела чем-то вроде куриной слепоты. И самое удивительное, явно скучает по прошлому, которое так презирала. По советским песням, по дикторам Кириллову, Шатиловой и Шебеко, по старым фильмам, даже самым-пресамым пошлым и слащавым, по старым композиторам и поэтам-песенникам, по исполнителям этих всегда бодрых и, на мой взгляд, античеловеческих песен. И главное, по жизни в СССР – такой трудной, дурацкой и унизительной.

Как это наши интеллигенты не понимают, что теперь люди стали не просто более свободными, но и более вменяемыми, что ли. Кто-то занялся благотворительностью. Кто-то отстаивает свои права. И все учат, учат и развивают своих детей!!

По-моему, весь смысл мироздания в том, чтобы люди на земле, которая, как известно, «для веселья плохо оборудована», прожили свою короткую жизнь без войн и катаклизмов, безбедно и по возможности счастливо.

Впрочем, я свою примитивную точку зрения никому не навязываю.

У меня одно пожелание: пусть высоколобые интеллигенты оглянутся вокруг и увидят хотя бы то, что видно невооруженным глазом.

А видно невооруженным глазом, что население нашей страны стало жить намного лучше, чем жило раньше.

Даже сейчас, в годы тяжелейшего кризиса и «Крымнаш», живет лучше. Намного лучше… И Москва – моя родная Москва – что бы ни говорили интеллигенты, преобразилась.

Единственное, что пугает меня, – это ханжи-мракобесы… Они сейчас вылезли из всех щелей. Да, это так. Но и тут нам поделом. Ведь с мракобесами-церковниками во всем мире люди борются столетиями. Вспомним великих французов – Дидро, Вольтера. Если бы их не было, то вся Франция не встала бы сейчас, три века спустя, на защиту демократических ценностей после того, как изуверы совершили набег на журнальчик «Шарли Эбдо», который поместил карикатуры на Магомета…

Да, в нашем нынешнем мракобесии я виню и интеллигенцию. Именно она в Москве побежала первая в церковь в Столешниковом… Именно она первая надела нательные крестики «навыпуск», демонстрируя свое православие. И именно она, не верующая ни в чох ни в сон, стала отпевать своих мужей и жен… А ведь Льва Толстого не отпевали…

Интересно, где были все эти нынешние верующие, когда церкви на Руси рушили?

В последние несколько лет я много писала о старости, пыталась рассказать о ней помягче и поспокойней.

Не верьте. На самом деле старость – наказание божье. Ужас и мрак.

Глаза не видят, уши не слышат, нос не нюхает. Ноги не ходят. Руки не двигаются. Спина не держит. Мочевой пузырь, как у пьянчужки в рассказе Зощенко, протекает. Голова и желудок, сердце и легкие плохо работают. На теле ни одного живого места: то черные и бурые пятна, то наросты тех же цветов, то отеки, то опрелости, а то и вовсе гадость под названием «рак кожи».

Но все это еще считается вполне благополучной старостью. Мол, бабуля, вам сказочно повезло: ведь у вас голова почти не трясется и даже почти не кружится. И руки почти не дрожат. И вас еще не возят в инвалидном кресле. И вы еще хорошо помните свою фамилию. И у вас, слава богу, нет постоянных болей…

А теперь, мой самый главный совет – не ждите ни помощи, ни жалости. Помните: каждый умирает в одиночку. Так сказал прекрасный немецкий писатель Ганс Фаллада.

Я оказалась из числа благополучных стариков. Наслаждаюсь четырьмя свободами, которые Рузвельт назвал необходимыми каждому человеку, – двумя безоговорочно, двумя с оговорками.

Безоговорочно: свободой от нужды и свободой слова (мне ее в путинской России достаточно).

С оговорками: свободой от страха – отчаянно боюсь смерти. И свободой вероисповедания – я атеистка. Раньше этого не надо было стыдиться – теперь вроде бы и надо, но я все равно не стыжусь.

К четырем свободам приплюсуем еще одну свободу – свободу от ответственности. Эта свобода, по-моему, главная прерогатива стариков.

Бремя ответственности мучило меня долгие годы. Особенно потому, что, как мне казалось, муж ничего такого не ощущал. Теперь я думаю: он был не столько безответственным человеком, сколько умным. Хитро переложил на меня заботы и тревоги за детей – сына Алика и Асю (падчерицу), за мою и за его жизнь и совместную работу…

Зато сейчас никто не требует от меня ответственности за других. С великим трудом справляюсь с собственной жизнью…