Дейв Каллен - Колумбайн [litres]

Больше всего Линде ненавистны временные рамки. Кто их придумал? Кто определил, когда слезам положено высохнуть? Она точно не знает, но вроде бы существует разумный период скорби, а она вышла далеко за его пределы. Ее горю нет ни конца, ни края. Как и слегка прикрытым оскорблениям в ее адрес.

В январе 2009 года она начала готовиться к десятой годовщине трагедии. Линда Маузер стала вести блог. Теперь она наконец была готова писать о трагедии «Колумбайн» так, чтобы это могли прочесть все. Это был новый способ хоть как-то смягчить ее все не проходящую боль. В качестве ника она выбрала «Рожденная заново».

Десятая годовщина была невыносима. Многие семьи пережили ее особенно тяжело. Ведение блога помогало Линде, но не сильно. В июне она опять потеряла контроль над собой – это случилось в летней библейской школе. Линда пожаловалась на то, какой тяжелой выдалась минувшая неделя, и какая-то женщина постарше, желая устыдить ее, насмешливо сказала: «Да ведь прошло уже десять лет».

Линда Маузер злится. Именно так она смотрит на вещи.

Линда зла на полицейских, на школу, на церковь, из которой она в конце концов ушла. Полицейские подвели, и не раз: сначала они вместо того, чтобы войти в школу, расположились по ее периметру и тем самым дали Дейву Сандерсу умереть, а затем скрыли, что один из них собирался получить тот ордер на обыск. Взять хотя бы шерифа Стоуна – что за некомпетентный фигляр! Мистеру Ди тоже надо было ответить за многое, а инспектор школьного округа! «Какое-то время я, можно сказать, ненавидела Джейн Хэммонд, – говорит Линда. – Холодная бюрократка, и к тому же тогда она была за границей – очень удобно». Но все это пустяки по сравнению с поведением учителей и администрации в школе, которые едва не дали ее дочери умереть. Кристи Маузер тяжело переживала убийство брата. Затем над ней начала издеваться группа девочек. Преподаватели посчитали, что это мелочь, не стоящая их внимания. А между тем Кристи была близка к тому, чтобы покончить с собой. Но бюрократ из администрации школы отказал ее родителям в просьбе предоставить дочери возможность обучаться на дому. Они совершенно недооценили глубину полученной ею эмоциональной травмы. Линда смотрит на это именно так. Воспоминания об этой истории все еще вызывают у нее ярость.

Линда также зла на христиан, которые объявили, что расправа в «Колумбайн» была религиозной войной. Она особенно зла на двух пасторов: преподобного Билли Эпперхарта из Христианского центра Троицы и преподобного Фрэнклина Грэма. Не говоря уже о ее собственном приходе католической церкви Святой Франциски Кабрини. Священник игнорировал Линду, зайдя в ее дом лишь однажды – короткий церемонный визит вместе с его преподобием архиепископом и «жуткими прихвостнями». Для духовной поддержки церковь отрядила к ней старого священника, который в первые же месяцы после убийства ее сына настойчиво твердил, чтобы она взяла себя в руки. «Вместо того, чтобы понять мою боль, он хотел вести со мной споры». Линда не нашла в своем приходе ни понимания, ни сочувствия. И примерно через шесть лет оставила его.

Линда зла на Робин Андерсон, Марка Мейнса и Фила Дюрана за то, что они приобрели для убийц огнестрельное оружие, хотя имена двух последних она уже не помнит. Она зла на Национальную стрелковую ассоциацию, а также на Конгресс и законодательное собрание Колорадо за то, что они ей потакают. «Они не смогли даже продлить запрет на производство, приобретение и хранение полуавтоматического штурмового оружия» [28] Законодательная норма о таком запрете для гражданских лиц была принята Конгрессом США в 1994 г. сроком на 10 лет. В 2004 г. действие этой нормы прекратилось, и запрет не был возобновлен. , – сказала она. Долгое время Линда гневалась и на мужа, Тома, за его участие в борьбе за то, чтобы исправить это зло. «Он ушел с головой в войну за ужесточение контроля за оборотом огнестрельного оружия уже примерно через неделю, – говорит она. – Я не могла последовать его примеру. Я хотела уйти в свой мирок». Она согласилась с выбором Тома, но он был ей необходим, очень необходим. «Я чувствовала себя раздавленной, я чувствовала себя брошенной».

Линда простила Тома, но ее по-прежнему злит то положение, в котором она оказалась. Она рассчитывала, что к этому времени у нее уже будут внуки. А вместо этого у нее есть дочь, которая ходит в начальную школу. Смерть Дэниела оставила в жизни их семьи зияющую пропасть, и через год они удочерили маленькую девочку из Азии. Это дало чудесный результат – у Линды светлеет лицо, когда в комнату вбегает Мэдлин, чтобы задать очередной вопрос, – но женщина чувствует себя усталой и не заводит дружбу с другими матерями, как это случалось, когда малышами были старшие дети. «Я среди них вроде как старуха, – жалуется она. – Я вижу вокруг хорошеньких мам с детьми. Они идут по жизни без крупных сбоев. И меня это вроде как злит».

Все эти чувства бурлят в глубине души Линды. Они редко выплескиваются наружу. Она высока, немного сутулится, и на ее приятном лице написана такая заботливость, словно она только и ждет, чтобы предложить вам чашечку горячего чая. Линда сразу же начинает хлопотать на кухне, если в дом приходит гость: простое снятие кожуры с яблока для голодного незнакомца приносит ей неподдельную радость. Когда она начинает говорить, ее слова звучат тепло, и оказывается, что женщина хорошо умеет выражать мысли, но ждать, когда она заговорит, иногда приходится долго. Она молчалива и замкнута, так что, когда у нее происходят всплески эмоций, это застает людей врасплох. Линда и сама к ним так и не привыкла, и они ее смущают. Восемь лет она все держала в себе. Она сменила несколько священников и четверых или пятерых психотерапевтов. «Я что-то вроде трудного ребенка», – говорит она. В конце концов она остановилась на церкви преподобного Стива Пуз-Бенсона. Он сказал ей, чтобы она давала выход эмоциям. И она так и сделала. Это отпугнуло нескольких ее подруг, но так она чувствует себя лучше.

Линда зла на сторонников теории заговора, а также на поклонников Эрика и Дилана, которые создают сайты, восхваляющие этих убийц, на кинорежиссеров и музыкантов, которые превозносят насилие, и на американскую культуру, которая с энтузиазмом все это принимает. Она зла на Брайана Рорбофа «за то, что он вечно мутит воду», и еще на несколько семей других жертв за то, что они всегда получают то, чего хотят. Она зла на многих бывших подруг и на оставшихся у нее родственников. Линда много лет была зла на Бога, но в конце концов примирилась с ним. «Но не все так уж безоблачно. Я по-прежнему молюсь, но уже не ожидаю результатов». Она гневается и на себя саму. Однако Линда не испытывает злости по отношению к убийцам.