Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Но на самом деле все было гораздо сложнее, чем представлялось Селюнину и началось, конечно, не с поездки Рыжкова, а гораздо раньше — по меньшей мере сразу же после выхода тринадцатого номера «Гласности».

Кроме «Отступающих реформаторов» там была страниц на пятьдесят очень содержательная публикация с предисловием Зои Крахмальниковой (но она просила не ставить ее подпись) о самом близком сотрудничестве КГБ и Московской Патриархии да еще прямо на уровне Патриархов Пимена и Алексия. Эти документы мне были переданы отцом Глебом Якуниным, до этого их копии были у него обнаружены при обыске перед арестом и, собственно, отца Глеба готовы были отпустить, если он укажет, от кого их получил. Но Глеб Павлович греха на душу не взял, никого не выдал и отсидел весь срок в лагере строгого режима.

Незадолго перед тем арестованный отец Димитрий Дудко крестивший в шестидесятые-семидесятые годы тысячи московских интеллигентов и издавший за рубежом несколько богословских сочинений, будучи арестован — правда, вторично, что имеет очень большое значение, второй раз гораздо страшнее: знаешь, на что идешь, — публично раскаялся в газете «Вечерняя Москва» в своих якобы антисоветских идеях, внушенных ему ЦРУ и, главное, выдал КГБ многих своих духовных детей, самоотверженно и с большим для себя риском ему помогавших.

Но вернусь к документам, опубликованным в «Гласности», большей частью подписанных полковником КГБ А. Плехановым («Комитет по делам религий») и адресованным в ЦК КПСС о доверительных его беседах с митрополитом Крутицким и Коломенским Пименом (будущим Патриархом) и митрополитом Ленинградским и Таллинским Алексием (следующим за ним Патриархом). Читая, приходишь к выводу о том, что оба они — в необычайно доверительных отношениях с полковником КГБ — сообщают ему друг о друге, а также о других иерархах и священнослужителях русской православной церкви, даже интимные подробности их поведения и частной жизни. К тому же Плеханов составил и сопроводительную «справку» о будущем патриархе Пимене, из которой следует (Крахмальникова справедливо оговаривается в предисловии, что мы не можем быть уверены — не фальшивка ли это КГБ), что Извеков С.М. — Митрополит Пимен дважды дезертировал из советской армии, второй раз в годы войны в чине майора. За это был осужден и отбывал наказание, но скрывал это и жил по подложным документам.

Публикация «Гласности», естественно, была скандальной, именно эту часть тринадцатого номера (а не статью Селюнина) пришлось допечатывать отдельным тиражом.

Через несколько лет, проводя конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» от бывшего прокурора города Москвы по надзору за следствием в органах КГБ Владимира Голубева я услышал любопытный рассказ:

— Пришли ко мне в восемьдесят седьмом году сотрудники КГБ с просьбой санкционировать арест Григорьянца за клевету на советский общественный и государственный строй. Принесли номер «Гласности» с материалами о патриархии. Я ознакомился с ними и спросил: «Ну а доказать, что Пимен не был дезертиром, вы можете?». «Ну кто же это доказывает…» — услышал в ответ и отказал в возбуждении дела. Через полгода я был уволен, но я и сам не хотел там больше работать.

Вполне очевидно, что именно тогда начал осуществляться проект глобальной борьбы с нашим журналом — один из крупнейших из замыслов КГБ по линии «А» (Активные мероприятие и дезинформация), но и не только по этой линии. Впрочем, как писал об «активных мероприятиях» бывший резидент КГБ в Токио Анатолий Левченко:

— Тематика активных мероприятий вырабатывалась бывшим международным отделом ЦК КПСС, планы утверждались Политбюро и затем спускались разнообразным советским организациям для выполнения, значительное число директив было адресовано службе «А» — «Активное мероприятие» ПГУ КГБ, которое проводило их за рубежом через офицеров разведки, многие из которых имели журналистское прикрытие.

В «работе» с «Гласностью» было и убийство, и разорение либеральной норвежской газеты и создание трех новых средств массовой информации (в Нью-Йорке, Копенгагене и в Москве) и, наконец, физический разгром редакции «Гласность». Не говоря уже о сети клеветнических публикаций во всем мире. Я не знаю ничего подобного по размаху из описанных «мероприятий» КГБ. Ясно что такой гигантский проект должен был готовиться много месяцев, вероятно, сразу же после отказа прокурора Голубева санкционировать мой арест. Конечно, проблема была не в этом отказе — найти другого прокурора (скажем, вышестоящего) было нетрудно. Просто сам этот отказ показал, что уж если прокуроры по надзору за КГБ не хотят быть в этом замараны, то реакция менее зависимых и повязанных людей будет резко отрицательной, как в СССР, так и за рубежом и очень негативно скажется на репутации «перестройки».

Рассказывая о «мероприятиях» начну с того, о чем я знаю меньше всего, хотя это и не могло не быть связано с разгромом нашего журнала. К весне восемьдесят восьмого года внезапно появилось еще три издания под тем же названием: ежемесячная газета по-английски в Нью-Йорке (выходила очень недолго), журнал «Гласность» в Копенгагене — глянцевый, иллюстрированный, хотя и довольно тонкий — видимо, КГБ не могло собрать достаточно материалов — один номер у меня был, но его украли при последующих разгромах «Гласности». Наконец, в Москве во всех киосках появилась толстенькая еженедельная газета «Гласность» под редакцией Изюмского — бывшего заместителя Чаковского в «Литературной газете». Как и все издания плотно курируемые КГБ («Новое время», «За рубежом», та же «Литературная газета») новый еженедельник был в меру либерален и издавался года два. Конечно, газета Изюмского успешно создавала некоторую неразбериху, но когда после разгрома нам все же удалось восстановить журнал, очередь с ночи занимали именно к нам, а не к изданию КГБ. Но пока уже никто и нигде (ни в СССР, ни в Европе, ни в Америке) не мог сказать, если даже что-то и случится с нашим журналом, что «Гласности» больше нет.

Одновременно и в Норвегии, где, как и во всей Скандинавии, влияние КГБ было очень велико (не зря я в «Гласности» писал о самом нашумевшем скандале — разоблачении и осуждении советского агента, одного из самых влиятельных норвежских политиков) начали происходить какие-то странные события прямо затрагивающие и меня и наш журнал. Высоколобая, профессорская, не очень поэтому доходная в маленькой стране газета — «Моргенбладет», где было напечатана столь неприятная статья Селюнина и мои статьи, как ее корреспондента в Москве, внезапно из банков получила категорический отказ в предоставлении обычных для издания кредитов. Газета оказалась на грани банкротства. Но тут у владельцев газеты нашелся спаситель, который, однако, поставил непременное условие: «Моргенбладет» должна совершенно изменить свой характер, отказаться от своего интеллектуально-либерального курса, а стать обычной доходной желтой газетой. Вся редакция подала в отставку и я, конечно, тоже. Таким образом у «Гласности» сократилась и финансовая (от моих гонораров), и существенная часть информационной поддержки.