Игорь Ефимов - Феномен войны

Здесь проступает закономерность необычайно важная для нашего исследования феномена войны. Предварительная формулировка её может звучать так:

В государстве свободном, изобильном, процветающем все люди имеют достаточно возможностей самоутверждаться мирными путями; в государстве деспотическом, бедном, сдавленном запретами, война становится единственным реальным выходом для осуществления свободы, без которого человек не может существовать.

Самый ближайший пример — первая половина 20-го века. Во Франции, Англии, Бельгии, Голландии, Чехии, Скандинавских странах люди имели достаточно свобод, чтобы находить многообразные пути к самоутверждению. В Германии, Италии, Японии, России режимы оставляли человеку только одну возможность: поддаться нагнетанию милитаристского духа и видеть в войне единственный путь утоления своей главной потребности. Тезис Чемберлена «никто не хочет войны», вызывавший всеобщее согласие в Лондоне, Париже, Праге, Амстердаме, мог вызвать лишь насмешку в Берлине, Риме, Токио, Москве.

Не исключаю, что и неукротимая воинственность сегодняшних мусульман напрямую связана с тем, что религиозные правила лишают их возможности самоутверждаться в финансовых спекуляциях, в свободном поиске и завоевании возлюбленных, в спортивных состязаниях, в художественных свершениях и многом другом. Даже обычное лекарство против неизбежной в таких обстоятельствах депрессии — алкоголь — им недоступно. Остаётся только обвязаться палками динамита и идти взрывать неверных.

Так или иначе, трезвый взгляд на Древнюю и Новую историю требует от нас сдать в архив представление о «венце творения», внушавшееся нам в течении двух веков Жан Жаком Руссо, Пьером Прудоном, Карлом Марксом, Львом Толстым, Бертраном Расселом, Махатмой Ганди и прочими знаменитыми гуманистами. Извержения бессмысленной злобы и безграничной жестокости, заполнившие 20-й век в небывалых ранее масштабах, требуют сменить табличку на клетке с Homo Sapiens в Музее животного мира. К словам «Добр, разумен, миролюбив» необходимо добавить внизу: «Может быть злобен, ядовит, вооружён и очень опасен для окружающих и для самого себя».

Она живёт в душах людей так же глубоко и неодолимо, как в рыбах, сливающихся в косяк, птицах, выстраивающихся в стаю, оленях, антилопах, зебрах, огромными стадами пересекающих снежные и степные пространства, пингвинах, сжавшихся в многосотенный живой круг под ветром Антарктики.

Вот бурная демонстрация, течёт по улице под морем плакатов и знамён.

Концертный зал, заполненный вопящими и раскачивающимися зрителями, вторящими своим кумирам с гитарами на сцене.

Горящие глаза телевизионной аудитории, собравшейся послушать откровения новомодного проповедника.

Длинные ряды лбов, упёршихся в пол мечети, и задранных к Аллаху задов.

Миллион паломников на площади перед собором Святого Петра в Ватикане.

Рёв стадиона, встречающего воплями болельщиков забитый гол.

Церковный хор, славящий Господа и дар жизни.

Карнавальные процессии в Рио-де-Жанейро, Новом Орлеане, Нью-Йорке.

Кавалькады мотоциклистов-байкеров, с серьёзными лицами разъезжающих по американским шоссе без всякой видимой цели, совершая ритуальное служение культу сплочения.

Какое это счастье — вырваться из тюрьмы своего одиночества, слиться с тысячами единомышленников, единоверцев, просто соплеменников!

Жажда сплочения может довести толпу до самоубийственного экстаза. Вспомнить только трагедию на Ходынском поле (1896), или всех погибших в давке на похоронах Сталина (1953), или те истории, когда спортивные болельщики обрушивают трибуны и гибнут под развалинами. На ежегодном поклонении в Мекке в давке гибнут десятки если не сотни паломников чуть не каждый год.

Вся история мировой цивилизации может быть представлена как цепь расширяющихся слияний. Сначала возникла семья, семьи сливались в роды, кланы, фратрии (у греков), курии (у римлян). Затем несколько фратрий образовывали филу, несколько курий — трибу. Венчало этот процесс возникновение племени, а союз племён создавал фундамент для того, что мы сегодня именуем государством.

«В сплочённости — сила». Эту истину люди знали и исповедовали с начала веков. Слаженные усилия строителей каналов и пирамид, непобедимость греческой фаланги или римской когорты, стойкость Наполеоновских каре, сокрушительные атаки казачьей конной лавы, грозная вереница многопушечных фрегатов символизируют в нашем сознании важность и победную эффективность высоких уровней сплочённости. Но эти уровни так часто достигаются внешними приёмами — строевой муштрой, трудовой дисциплиной, угрозой наказаний, лишением пайка, — что мы склонны забывать — не замечать — внутреннего импульса человека к сплочённости и солидарности с другими.

Между тем импульс этот обладает необычайной силой. Жажда свободного самоутверждения и жажда сплочения вечно противостоят друг другу в душе человека. Чтобы вступить в тесный союз с единоверцами, соплеменниками, идейными соратниками, я должен отказаться от многих дорогих мне свобод. И наоборот, следуя порыву к реализации индивидуальной свободы, я навлекаю на себя гнев и отчуждение тех, кто ждёт от меня подчинения клановым правилам и нормам.

Неужели нет выхода из этой вечной дилеммы?

Оказывается, есть. Если жизнь столкнёт меня с каким-то союзом людей, не получившим ещё одобрения моего клана, рода, государства, моё присоединение к нему, грозящее мне всякими карами, будет переживаться мною как акт свободного самоутверждения.

В предыдущей главе мы уже говорили о том, что человек, устремляющийся под чёрные знамёна Нового Халифата, утоляет одновременно все три главных порыва: к самоутверждению, к слиянию, к бессмертию. Но то же самое происходило во многих других эпизодах мировой истории. Сражаться за независимость Американских штатов в конце 18-го века примчались француз Лафайет, немец Фон Штойбен, поляк Костюшко, британец Томас Пэйн и множество других европейцев. Долгая борьба славян против турок в 19-веке привлекала на Балканы тысячи энтузиастов от лорда Байрона до русского генерала Черняева, уехавшего воевать за сербов в начале 1870-х, вопреки запрету царского двора. В Испанской гражданской войне 1936-39 годов республиканское правительство смогло сформировать интернациональные бригады из приехавших в страну антифашистов. Сегодня в вооружённых подразделениях Донбаса можно увидеть не только добровольцев из России, но также кавказцев, прибалтов, казахов, даже испанцев и чилийцев.