Лазарь Флейшман - В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Он бродит по Киеву и разглядывает, и экзаменует сытость, удобство, спокойствие жизни с точки зрения своего, дворянского золотого века. И, оказывается, по этой части благополучно. «Все как было, только чуть похуже».

Ну что ж, не так это плохо, если общий, городской, обывательский уровень жизни сейчас чуть похуже довоенного даже в глазах такого требовательного, заклято-вражеского, придирчивого зрителя, как Шульгин!

Черт действительно нового — завоеваний коммунистического строя, решительно преобразивших прежнюю Россию, — Шульгин разглядеть не сумел. И все же этот, пусть и узкий, но правдивый отчет не может, по утверждению партийного публициста, не принести пользу советской стране:

А новые фабрики и заводы?

А рабочий класс у власти? А подымающаяся и растущая деревня? А Красная армия? А кооперация? А молодежь? А все то, чего не мог увидеть Шульгин и что видят другие, почетные делегаты из-за границы, представители западного пролетариата?

Не увидал. Ладно… В конце концов, даже сия отнюдь не рабочая, «шульгинская делегация» в СССР, вместе с ее правдивым отчетом, принесла больше пользы, чем вреда доброму имени новой советской страны [150] 17 октября в софийской газете Русь появилась заметка, сообщавшая, что в связи с появлением в Возрождении шульгинских статей «Как я побывал в советском Киеве» ОГПУ назначило расследование поездки Шульгина и заслушало доклад М. А. Трилиссера по этому вопросу. См.: «Дело В. В. Шульгина», Русь, 1926, 27 октября, с. 2. .

Пожалуйста, пусть себе загробный привет с киевского кладбища благополучно дошел в Париж. Черт с ним, с загробным приветом [151] Михаил Кольцов, «Дворянин на родине», Правда (Москва), 1926,13 ноября, с. 2. Статья Кольцова была изложена в заметке: «В советской печати», Русь, 1926, 25 ноября, с. 2. .

Оповестив читателей Возрождения об откликах, появившихся на его очерки в советской прессе, Шульгин выделил статью Кольцова:

Трудно этому поверить, но эти статьи нельзя назвать иначе, как ликованием. Выходит так, будто бы по Советской России проехался «строгий ревизор», перед заключением которого большевики дрожали: «Ах, что-то он скажет?! Ах, как-то он нас сейчас найдет?! И какое даст заключение?!»

И вот заключение дано. Грозный ревизор высказался.

— Все как было, но хуже…

Когда ревизуемые узнали об этом приговоре, их лица просияли тихим восторгом. Ну, слава Богу…

Некий Михаил Кольцов так и пишет: «Это совсем не так плохо, если все как было, только немножко хуже» [152] В. Шульгин, «Все как было, только хуже», Возрождение, 1926, 28 ноября, с. 2. .

И в советской, и в зарубежной русской прессе преимущественное внимание было обращено на неожиданно благожелательную оценку Шульгиным перемен, происшедших в советской России. Более общие задачи, которые поставил перед собой автор, прояснились лишь с выходом Трех столиц отдельной книгой в конце января 1927 года [153] См. объявление в рижской газете «Слово» 31 января 1927, с. 8. . Центральное место в ней заняли не сенсационные, захватывающие, «полудетективные» обстоятельства пересечения границы или сообщенные факты и события, а пространные политические размышления и идеологические пассажи, в значительной мере представленные в виде диалогов между автором и «контрабандистами». Оказалось, «впечатления» занимают в книге сравнительно скромное место уже из-за того только, что автору не так много удалось увидеть, и даже в родном Киеве пришлось урезать пребывание из-за слежки и укрыться в гостинице. Ббльшую часть путешествия Шульгин провел в четырех стенах, «забившись в снежное подполье» [154] В. В. Шульгин. Три столицы. Путешествие в красную Россию (<���Берлин:> К-во «Медный Всадник», <1927>), с. 304. .

И все же то, что он или увидел, или узнал в поездке, его действительно поразило и окрылило. Помимо самого факта встречи с родиной и открытия, что она не умерла, а воскресает и возрождается, это было также обнаружение в России своих политических единомышленников — общественной группы, которую автор обозначил словом «контрабандисты» и которая для немногих посвященных отождествлялась с «Трестом». В сущности, Три столицы были первым и единственным публичным изложением политической философии «Треста». Руководителям правого лагеря эмигрантской политики — и вел. кн. Николаю Николаевичу, и генералу Кутепову, и Врангелю, и представителям Торгово-Промышленного союза, и редактору Возрождения П. Б. Струве, не раз выслушивавших доводы МОЦР, — теперь приходилось учитывать «шульгинский фактор» в оценке московских партнеров.

Более того, в книге ощутим поразительный «симбиоз» Шульгин — ского и трестовского начал. В воспроизведенных в ней диалогах позиции автора и его трестовских собеседников не противостоят друг другу, а наоборот, сближены и даже сливаются воедино. Легче всего это продемонстрировать на двух примерах, извлеченных из 5-й главы («Антон Антоныч»).

Во-первых, рассуждения о взаимных претензиях «эмиграции» и «метрополии». Шульгин, выступая от имени эмиграции, заявляет, что она ругает «русский народ» за то, что, ненавидя большевиков, он не делает ничего для их свержения; это — «нация рабов». В свою очередь его оппонент обвиняет эмиграцию за то, что она погрязла в склоках и не может достичь единства в борьбе против общего врага. Уже в этой исходной оппозиции трудно разделить голоса говорящих: «Антон Антонович» не оспаривает определения «нация рабов», но и Шульгин никак не защищает «эмиграцию». В конечном счете автор соглашается с «Антоном Антоновичем» в утверждении приоритета России «внутренней» над Россией эмигрантской.

Во-вторых, это вопрос о фашизме. Мы, утверждает Шульгин в том же разговоре, проиграли в вооруженной борьбе; но в борьбе идей мы — не проиграли; напротив, «мы свою идею вынесли из боя, сохранили, и я думаю, что она постепенно завоевывает мир. По крайней мере, фашизм, который сейчас является противником коммунизма в мировом масштабе, несомненно, в некоторой своей части есть наша эманация» [155] В. В. Шульгин. Там же, с. 70–71. .

Так возникает тема, к которой автор возвращается в книге не раз. Она и вообще была больной для Шульгина и для правого крыла эмиграции в целом в тот момент. Он впервые обратился к ней в той серии политических статей, с которых началось его сотрудничество в Возрождении. Там он отстаивал мысль о том, что единственным средством против коммунизма является фашизм, тогда как демократии бессильны в этой борьбе, и что «киль» движения будущей России должен состоять из сильной политической группы, скованной железной дисциплиной, имеющей иммунитет к политическим и социальным эпидемиям [156] См.: В. Шульгин, «Сущность фашизма», Возрождение, 1925,14 августа, с. 2; В. Шульгин, «Киль», там же, 1 сентября, с. 2. См. также: В. Шульгин, «Дисциплина», там же, 20 июня, с. 3; В. Шульгин, «“Отвратное, но неотвратимое” (о теоретической идее народоправства)», там же, 19 июля, с. 1. .