Клаус Хольцманн - Россия. Снова эксперимент

Чем выше поднимались цены, тем больше увеличивалось расслоение общества. Зарплата людей, трудящихся в сфере производства или других сферах, т. е. продающих свой труд, несмотря на снятие ограничений и большой разброс в размерах оплаты этого труда, все же имеет естественные пределы. И такие люди составляют как минимум 80 % населения страны. Зато не имеют пределов доходы предпринимателей, посредников и других деятелей бизнеса. А цены, подстраиваясь под их доходы, постоянно растут, отодвигая постепенно остальные слои населения (те же 80 %) все дальше к порогу нищеты. И справедливо указал академик Г. Арбатов [155]: «… они не удосужились посчитать, как при существующих, а тем более будущих ценах, сможет свести концы с концами подавляющее большинство населения страны, а многие миллионы — просто физически выжить… Я не верю, что радикально исправляя дела в хозяйстве, мы должны сначала обнищать и опуститься. Я убежден, что есть и другие пути…» Других путей нет, если иметь в виду, что власть ставила целью обогащение собственников, превратив их в свою опору. Но сделать это можно было, только «опустив других».

Сразу же после отпуска цен перед правительством встал вопрос соответствующего повышения зарплат и пенсий, чтобы хоть как-то защитить низшие слои населения. Был установлен минимальный размер зарплат и пенсий. Тут же более высокооплачиваемые профессии (шахтеры, учителя, врачи…) путем забастовок и других средств давления на правительство обеспечили себе максимально возможный отрыв от того минимального размера зарплат. Но и цены отреагировали на это очередным повышением. Снова подняли минимальную зарплату, и опять поднялись цены. Все опять повторилось с той же последовательностью.

Этот процесс, ориентированный в бесконечность, стал напоминать игру кошки с собственным хвостом. Только кошка наиграется и бросит эту игру. А как остановить цены, заряженные энергией реформ? В этом отношении любопытен прогноз экономиста П. Бунича [83]: «Ясно, что уже в этом году, а может быть, уже и в самое ближайшее время повысятся цены на нефть — раза в два. Из-за этого повысятся и розничные цены, не менее чем на 50 %… В будущем году, по намерениям правительства, цены на нефть вырастут вновь, а розничные поднимутся еще в 2,5 раза (как связать эти «намерения правительства» в будущем году с обещанием фазы «процветания» уже через полгода?. — К. X.). Средняя зарплата должна составить 15 тысяч, а пенсия — до 5 тысяч… Но думаю, что реальный рост цен будет еще большим… Каждый нормальный человек в таких условиях будет стремиться еще больше, чем раньше, тратить деньги. И вновь поднимет планку цен. Тем самым мы близко подойдем к выявлению истинно рыночных цен…» Можно лишь полюбоваться неуемным восторгом, с которым видный ученый окунает читателя в этот калейдоскоп цифр. Ставки повышаются прямо-таки с азартом картежного игрока. Только непонятно, что за магический смысл заключен в этих цифрах. И почему именно они должны привести к рыночным ценам? Только потому, что якобы каждый человек будет тратить больше. Но ведь у большинства по сути нечего тратить. Налицо безмерное увлечение рыночной идеологией, слепая вера в могущество реформ и отрыв от действительности, в которой рост цен сам по себе не может привести к цели.

Это подтверждает высказывание американского профессора Дугласа Норта, приведенное в статье В.Надеина [151]: «Одна из причин, в которых я вижу причины провала моих коллег-экономистов в странах Восточной Европы, равно как и в странах третьего мира, это то, что они истово веруют: стоит установить верные цены в требуемый отрезок времени — то есть уничтожить контроль за ценами и зарплатами — все остальное падет к вашим стопам. Как выявилось, это неверно». Мы еще поговорим о неудачах либеральных реформ в странах Восточной Европы, но уже раньше мы отмечали, что если эти реформы действенны, то лишь для стран, где рыночная экономика уже существует. А как в ее отсутствие могут реформы (в частности, либерализация цен) принести эффект, известно, вероятно, лишь одному Богу.

Довольно комичную ситуацию в своей книге описывает Н. Зенькович [25, стр. 441] под заголовком «Гайдар на курах прогорел»: «Повысили цены на комбикорма, а у колхозов и совхозов нет таких денег, чтобы платить за них. Комбикорма не портятся, а куры ждать не стали — подохли. Но Гайдар говорил: «Как только производители кормов и торговля увидят, что по таким высоким ценам корма не берут, они сбросят цены». Дудки! Куры подохли, а цены остались такими же высокими…» Вот уж поистине, можно было бы сказать: реформы курам на смех, если бы не до смеха было не только курам. Позднее сам Гайдар «…нашел силы признаться, что главной ошибкой их первой команды была обвальная либерализация цен» [84]. Но эта ошибка была наиболее чувствительной для населения, прежде всего, для людей, продающих свой труд. Приватизация и другие составляющие реформ этих людей не очень интересовали, ибо приобретать собственность они не стремились. Они просто поверили рыночным идеологам, что, продолжая продавать свой труд, они существенно повысят свой жизненный уровень. По своей наивности они надеялись, что стоит лишь перетерпеть обещанные полгода, настроились на этот режим терпения, рассуждая примерно так: ну, раз так надо, пусть уж скорее отпустят цены, скорее прошел бы этот тяжелый период, а мы уж перетерпим его, зато потом «зацветем». И только перетерпев обещанный им срок, они поняли, что их опять обманули. И они отвернулись от реформ, стыдливо пряча свою прежнюю наивность, ибо, как метко определил Ю. Соколов, «порядочный человек при отпущенных ценах беспомощен и растерян, как джентльмен при спущенных штанах» [142].

Что касается промежуточных слоев общества, то их представители не были столь наивными, инстинкт подсказал им правильную линию поведения: они и не думали ничего претерпевать, а, напротив, предвидя, что водичка окажется мутной, «половить в ней рыбку», т. е. извлечь для себя максимум выгод из даже временной неразберихи. Для этой прослойки оказалось благоприятным, что не нужно теперь регулярно выходить на работу, никто уже не зачислит их ни в разряд прогульщиков, ни в разряд «тунеядцев». «Крутись» себе на здоровье, блефуй, спекулируй, воруй, благо еще есть что воровать. А слой таких людей довольно многочислен.

Второй кит реформаторов — это финансовая стабилизация. Но и здесь политика правительства выглядела странной. Оно объявило о внутренней конвертируемости рубля и установило курс 80 рублей за доллар. Но какая же это стабилизация, если буквально в считанные месяцы эта цифра перевалила за черту 400 рублей, а дальше отправилась в безграничное путешествие? Еще более нелепой оказалась и попытка в июле 1993 года поправить дело заменой денежных знаков. Конфискационная по сути, она еще больше подорвала доверие правительству не только внутри страны, но и со стороны ближнего зарубежья. Резко на эту замену отреагировал в печати Г.Явлинский [148]: «…нельзя проводить денежную реформу до тех пор, пока в России не произойдет перелом в макроэкономической политике». И далее там же: «У руководителей государства, которые не чувствуют этой ситуации и в такой критический момент устраивают манипуляцию с денежными знаками, задевающую жизненные интересы абсолютно каждого человека, гражданина и не гражданина России, в кармане у которого есть рубли, нет никакого понятия о государственной политике».