Ирина Дементьева - Командировка

Написала в редакцию и сама Валя Фомина: «Я сейчас работаю на заводе, попала в хороший дружный коллектив, устроены и мои младшие. Хочется через газету принести глубокую благодарность людям, которые приняли в нас участие в самое трудное время нашей жизни».

Со временем связь с Фомиными прервалась. Позвонив как-то в Подгощи, в сельсовет, я узнала, что Валентина замужем за сотрудником милиции, живет в районном селе Шимске, там же живут и Вера с Татьяной. Все три сестры — случайно ли? — работают в детском доме.

Несколько лет назад у Фоминых случилось несчастье: трагически погиб младший брат Коля. В Подгощах, в родительском доме, проживает семья старшего брата Василия, работника «Сельхозтехники».

Все своей мерой меряется. Стоят промышленные миллионные города и знаменитые на всю страну поселки, а больше всего людей живет не в них, а в районах, не на всякой карте отмеченных. Какое-нибудь Большое Мурашкино с гордостью называет себя Большим, хотя и не всякий в областном городе слыхал о селе с этим древним именем. Среднерусское Нечерноземье, средний и как будто ничем не знаменитый район, без особых в общем примет. Не глубинка, но и не на бойком месте стоит: тридцать километров от Волги, двадцать пять от железнодорожной станции; сколько таких в России!

Чего только со старыми районами не происходило! Их уже и укрупняли, и делили, прирезывали им землю и колхозы, упраздняли, восстанавливали. Шли годы, и на опыте выяснилось, что нельзя просто так «закрыть» район и открыть его в другом месте, как нельзя без дальних последствий вырубать леса, осушать озера или закладывать моря. За долгие годы уже устоялись границы районов и авторитеты райцентров, определились хозяйственные, торговые и культурные связи с тем единственным городком, которому и быть малой столицей. Нужны какие-то коренные изменения в экономике — нефть, руда или большая стройка, чтобы обжитые места поменяли свой характер. Но не о таком крае мы ведем речь и не о таких переменах.

Большое Мурашкино, здешняя столица, и точно велико. Неэкономно раскинутое со всем размахом малоэтажного строительства по обоим — холмистому и луговому — берегам Сундовика, вдоль его излучины, росло оно вширь, а не вверх, хотя, бывало, издали манило путника позолоченными главами девяти церквей. Ни город Мурашкино, ни деревня; дома как будто сельские, но покрупнее, много полукаменных с высоким крыльцом и глухим забором, с кольцом на калитке.

Мураши, как издавна называют себя жители Большого Мурашкина, не любят нетерпеливых, суетливых, родства не помнящих, старших не чтущих. Гостя принимают в горницах с крашеными половицами, уставленных мебелью новой и завезенной еще с нижегородских ярмарок, кормят пирогами и медом, томленой в печи кашей — древним лакомством, и по субботам попариться водят в баньку: у каждого своя на огороде. Здесь все друг друга знают и раскланиваются на улице, как раскланивались их деды, прадеды и прапрадеды. Есть в народном музее списки ополченцев из Мурашкино, отличившихся при Минине и Пожарском и в войне 1812 года: Кутырев, Устимов, Гладышев… И сегодня те же имена встретишь на меховой фабрике, в райисполкоме, в сельском профтехучилище и на районной Доске почета. Здесь не спросят — кто ты, спросят — чей ты, чьей фамилии.

Старинное село Мурашкино, семь веков стоит; впрочем, возрастом в этих исконно обжитых местах не удивишь: что ни городок, то старина седая, что ни деревушка — сама история. В семи верстах от Мурашкина, в Григорове, родился мятежный протопоп Аввакум, а в семнадцати, в Вельдеманове, — надо же тому случиться — его злейший враг Никитка Минов, он же патриарх всея Руси Никон. Сюда после бунта Марфы-посадницы ссылали восставших новгородцев; считается, что они-то и завезли в Мурашкино меховой и овчинный промысел.

Овчинка стоила выделки. Доставляли ее сюда отовсюду. Персидская, калмыцкая, кавказская овчина выделывалась в течение года — от ярмарки до ярмарки — местными мастерами, умением и добросовестностью, известными всей стране да и за рубежом.

Ни город Мурашкино, ни деревня. «В с. Б. Мурашкине в 1887 году было 856 дворов (из них 853 без посева)». Это данные из работы В. И. Ленина «Развитие капитализма в России». Мурашкино интересовало Ленина, поскольку стало к тому времени не просто столицей окрестных деревень, а центром овчинно-меховой промышленности России. Одевались по-городскому и блюли домострой в обычаях. Была здесь единственная в России школа инструкторов мехового дела, получавшая медали на промышленных выставках в Брюсселе и даже в Буэнос-Айресе, а женились по сговору, девушек воспитывали по-теремному. Свои Кулибины находились на каждой улице, а овчину обрабатывали вручную. Степенно жили и… недолго. Средний срок жизни мужчин не превышал тридцати пяти — сорока лет. «Народ бледнолицый, слабосильный, вырождающийся», — написано о жителях кустарных столиц у В. И. Ленина, отметившего еще одну их черту: «…смотрят с презрением на крестьянина-земледельца…»

Так было. В наше время кустарное ремесло стало фабричным; центры мехового производства давно переместились в Порхов, в Ленинград, в Казань, в Киров и увели за собой из бывшей овчинной столицы целые семьи, особенно мужчин. Оставшиеся утешались вестями, что и на стороне, в чужом краю, земляков отличают по умению. Само же Мурашкино, пережив крутые времена упадка, почти полной утраты себя, запустения, вновь поднялось и заявило о себе как центр сельскохозяйственного района, столица тех самых крестьян, земледельцев и животноводов, на которых сегодняшние мураши привыкли смотреть с уважением: откуда что взялось!

Еще в Горьком, в областном управлении сельского хозяйства, мне говорили: любопытный район. Любопытные люди. Самостоятельные. Другие по нескольку раз на неделе постучатся — за советами, вернее, за указаниями. А эти — сначала сделают, потом расскажут. Самостоятельные и предприимчивые люди.

Когда умер прежний секретарь райкома Серов, в Большом Мурашкине горевали по-настоящему. Жалели покойного, который много доброго сделал в войну и после войны, и, что греха таить, себя тоже жалели. Присматривались к новому секретарю райкома Аулову, нездешнему, неизвестному. Ждали, с чего начнет. К тому времени, когда Аулов прибыл в Большое Мурашкино, район считался слабым и без «хозяйственного лица». Но по всему видно было, что Серов замышлял что-то вполне определенное, да не успел. После него многое в суете реорганизаций потерялось.

Новый секретарь райкома ничего менять не стал. После долгих разговоров с председателями и в производственном управлении он разыскал пенсионера Мосягина, и вдвоем они несколько раз выезжали в колхозы, от фермы к ферме. Везде Аулов видел крупных коров одинаковой табачно-палевой масти и с одинаковым белым пятном на морде, будто бы губы в сметане; животные эти носили немного неуклюжее и торжественное название — большемурашкинский швицизированный скот. А Мосягин одинаковых коров отличал, называл по имени.