Ирина Дементьева - Командировка

Для постороннего глаза он и сегодня — средний. Здешние перемены во многом определяются общими сдвигами в развитии среднерусского Нечерноземья. Возможности равные, условия разные. Нужно было найти верное направление, и в Мурашкинском районе его нашли.

Когда-то первый директор совхоза, у которого довелось Мосягину работать, так учил его жить. Если ты руководящий сельскохозяйственный кадр — не задерживайся на одном месте больше трех лет. Первый год вали грехи на предшественника, второй год — обещай, на третий — удирай… Мосягин выслушал, а жить стал, как сам хотел: в одном районе, при одном деле проработал три года и еще три десятка лет.

Уже и дочери Серова и Мосягина — мурашкинские, можно сказать, старожилы, известные на всю округу врачи: Екатерина Александровна Серова — опытнейший терапевт, Анна Григорьевна Мосягина — главный врач районной больницы.

Мосягин десять лет как на пенсии, но и сегодня пользуется большим влиянием в районе. Трудно не попасть под обаяние его живого ума, энергичной памяти, горячей убежденности. Какой ты селекционер, сердится он, если работаешь с девяти до шести? Селекционер — поэт в сельском хозяйстве, нет, это главный конструктор Туполев! Огорчается, что в сельскохозяйственных институтах слабо преподают селекцию, что сын, директор племсовхоза под Горьким, больше занимается хозяйством, чем наукой; вот внук — студент, приезжал в Мурашкино на практику, из того может получиться селекционер.

А сотрудники Большемурашкинского производственного управления, будучи людьми неравнодушными, почти ревниво относятся к популярности колхозного ученого Мосягина, и не из-за себя.

— Время пришло другое. При нынешних масштабах и сплошной механизации ферм колхозному зоотехнику приходится решать новые задачи, тут его правая рука — экономист. НТР — это ведь не только вычислительные машины, не только спутники. Научно-техническая революция происходит в сельском хозяйстве. Нельзя же этого не понимать!

Спорят порой до обид и при встрече отводят глаза; а вот пишу я о них, и видятся они мне не порознь, а все вместе, самостоятельные, предприимчивые люди одного нечерноземного района России.

«Экономическое чудо» в Мурашкине все в районе связывают еще с одним именем — с именем Петра Михайловича Соколова, председателя колхоза имени Ленина. Соколов к двадцати пяти годам жизни был уже заместителем начальника цеха на знаменитом «Красном Сормове», работу любил и судьбу менять не собирался. Однажды ему, молодому коммунисту, предложили выступить на заводском собрании. В повестке дня значилось: о политике партии в области сельского хозяйства и о выдвижении добровольцев на работу в деревню. Соколов сказал все, что он думал по этому вопросу, и получил из зала реплику: «А сам?..» Было это два десятка лет тому назад.

Толковый рядовой армии ИТР оказался талантливым организатором сельскохозяйственного производства. Рассказывают о его смелости, даже рисковости. О том, например, как раздвинул он границы района. Когда районный центр из Мурашкина в шестидесятые годы переводили в Перевоз, кто-то придумал отдать под начало Соколову — мол, этот вывезет — захудалую и совсем не смежную с холязинскими землями деревеньку Медвежью Поляну. И Соколов не отказался, даже уплатил за нахлебников долги государству: дескать, у них земля — значит, будет и прибыль. А когда Большемурашкинский и Перевозский районы вновь обособились, произошел беспрецедентный случай: в нарушение всех границ медвежьеполянцы, успевшие за это время вдвое повысить урожайность, пожелали остаться в составе колхоза «чужого» района.

В одном Соколов был не властен: несмотря на растущие доходы, с 1964 по 1969 год население Холязина и соседних деревень, как, впрочем, и население всего района, неуклонно убывало. Чего только он, говорят, не пробовал! Улучшались условия труда, в каждой деревне строились добротные скотные дворы, а в ответ ушей председателя достигали ядовитые реплики вроде: «хоромы для коров строит». Молодежь не может без культуры? Поставили по деревням клубы, не хоромы, конечно, но вполне пригодные для танцев, репетиций, кино, а молодежь убывала. (В 68-м году — 47, в 69-м — 67, осталось 539.) Материальная заинтересованность? Он добился наивысшей оплаты рабочего дня в районе — 5 рублей 16 копеек в среднем на человека. Провожали парней в армию, дарили им от колхоза часы и электробритвы, к каждому празднику посылали денежные переводы и поздравления, а парни возвращались, и тесны им казались родительские стены, где половину избы занимает русская печь.

За пять лет ушло двести трудоспособных. И тогда Соколов уговорил членов правления на решительный шаг. Взяли у государства большую ссуду и в том же 1969 году заложили Городок, иным на удивление: деньги-то какие! Но Соколов знал, что делает. Просто он тогда раньше других понял, что коренное переустройство села, изменение самого его облика, сближение его уклада с городским бытом выдвигается как очень важная социально-экономическая задача, и учел возможности, предоставленные ему государством. Дневал и ночевал на стройке, и в Новом Холязине состоялись первые новоселья. Зато эффект превзошел ожидания: в следующем же году в колхоз прибыло 111 трудоспособных, а через год — 120!

Когда едешь из Горького на Мурашкино, когда до райцентра остается не более четырех километров, слева по ходу автобуса и покажется Городок. Лежит он в чистом поле, и из окошка читается, как образцовый макет: жилые коттеджи, школа, универмаг, Дворец культуры с застекленным по фасаду фойе, а у самой кромки поля — фигура Солдата у знамени, монумент землякам, не пришедшим с войны. Уходили не отсюда — вон там, на бугре, занавесилось от нас, проезжих, прядями осин Старое Холязино. А это и есть Новое Холязино, колхоз имени Ленина. На целых семь веков Городок моложе Большого Мурашкина и соседних деревень и глядит на них как бы уже из будущего.

Улицы Городка еще не имеют названий, зовут их по именам свезенных деревень. Здесь как-то неловко звучал бы досужий вопрос: не скучают ли жители Тынова, Салова, Ключищ, Дубровки, Калиновки по оставленным гнездам. Кому непременно нужен собственный дом — пожалуйста, традиционный, хотя и кирпичный, с двускатной крышей, со своим огородом; колхоз продает их значительно ниже себестоимости и в рассрочку на десять лет; предусмотрено в Городке несколько и таких улиц. На иной вкус есть экспериментальный порядок домов с двухэтажными квартирами. Большинству же вполне по душе три комнаты со всеми удобствами в четырехквартирном коттедже, с большим приусадебным участком на четыре семьи.

Строить в поле, на пустом месте — тоже идея Соколова. Процесс переселения из мелких деревень — а их в колхозе было тринадцать, — на центральную усадьбу уже шел стихийно, совпадая с интересами производства. Но достройки, пристройки были не в характере Соколова. Заново — так заново. И его опять остерегали: ходишь по лезвию бритвы, производственная база — наипервейшее дело, а холязинцы занялись газовыми плитами, ваннами, центральным отоплением, саженцами для улиц.