Нинель Звонарёва - Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

К принципам консервативной политической философии в первую очередь относят «веру в существование моральных представлений более высокого порядка, чем простое творение человеческого разума; убежденность в справедливости американской конституции… предпочтение, отдаваемое частной собственности и рыночному регулированию экономики; американский патриотизм… уважение к историческому опыту и враждебность к поспешным нововведениям» (Америка. 1982. Март).

Таким образом, неоконсервативные принципы сводятся к простой триединой формуле: бог — американская исключительность — капитал. Вокруг этих сакраментальных понятий и завертелись идеологические маховики, вовлекая в свое коловращение духовную и художественную жизнь страны.

Неоконсерваторы отвергали дорогостоящие и малоэффективные социальные программы — «социальную инженерию» и нападали на разрядку, дающую будто бы преимущества Востоку, «улицу с односторонним движением». Выражая постуотергейтские настроения, «Дважды «ура» капитализму» провозгласил названием своей верноподданнической книги 1978 года Ирвинг Кристол и заодно предостерег соотечественников от «либералистской угрозы» и «международного терроризма». Участились антисоветские вспышки, подогреваемые официальной кампанией в защиту прав человека где-нибудь подальше от дома. Нынешняя администрация США повела мощное политико-экономическое наступление на права широких слоев населения. В международных отношениях команда Рейгана объявила «крестовый поход» против социализма.

На исходе юбилейного 1976 года, незадолго до вступления Дж. Картера в должность, Джон Херси написал воображаемую речь будущего президента, где подчеркивал: «Власть крупных монополий простирается на любой аспект нашей жизни… на весь характер нашей культуры».

Четыре года спустя, когда военно-промышленный комплекс и администрация США взяли прямой курс на конфронтацию с Советским Союзом, Гор Видал предложил свою версию традиционного президентского послания «О положении страны»: «…из тридцати пяти лет, прошедших со времени окончания второй мировой войны, Соединенные Штаты участвовали в войне — «холодной» или «горячей» — тридцать лет; и если Банк будет продолжать править страной, в ближайшей перспективе мы станем воевать снова — и эта война окажется пострашней прошлых».

Литературный процесс 1970—1980-х годов протекал в подвижных и зыбких идейно-эстетических координатах, выявляя сосуществование, состязание и спор разнородных, нередко взаимоисключающих направлений и тенденций.

На протяжении всего XX века в американской словесности доминировали три типа творчества: реалистический, коммерческо-конформистский и модернистский, которые нередко окрашивались в натуралистические тона. Последние годы подтвердили эту закономерность, но и усложнили отношения между ними. Размывались грани между авангардом, литературным истеблишментом и роем поставщиков массово-поточной книжной продукции. Обилие пограничных зон, переходных явлений исключает жесткие классификационные линии на литературной карте США.

Определенную роль сыграли происходившая в 1960—1970-х годах смена литературных поколений и соответствующая перегруппировка сил. Ушли из жизни «старики» — носители реалистической традиции: Хемингуэй, Фолкнер, Стейнбек, Сароян, Уайлдер, Чивер — и писатели-ветераны социалистической литературы: Дюбуа, Голд, Ларе Лоусон, Лоренс, Норт, Лоуэнфеллс. В целом сохраняло свои позиции военное поколение литераторов — Дж. Джонс, К. Воннегут, Дж. Хеллер, Н. Мейлер, У. Стайрон, Г. Видал, Дж. Болдуин. Вместе с тем активно выдвинулись новые авторы, родившиеся в 1930-х годах и позже.

Но независимо от достижений и неудач названных и других именитых авторов, их книги — лишь малая толика того, что всегда называлось «литературным процессом» или «художественной жизнью», а теперь решительно требует другого названия.

Американский писатель — как и писатель любой страны Запада — творит не в пустоте. Он прибегает к услугам литературного агента, заключает контракт, рекламируется, издается, рецензируется, переиздается массовым тиражом, выдвигается на литературные премии в рамках общепринятой практики, в системе господствующих понятий и вкусов. С тех пор, как в прошлом веке американцы научились «делать» и продавать новости, печатное слово в США тесно привязалось к рынку. Это рождало глубоко буржуазный, коммерческо-конформистский тип художественного сознания, какого, пожалуй, не знают другие, «старые» культуры Запада. Но никогда прежде «доллар всемогущий» (это выражение отчеканил в 1855 году Вашингтон Ирвинг) не диктовал так жестко, что и как писать. В условиях конкурентно-капиталистических отношений книга неизбежно делается товаром — таким же, как костюм, кадиллак, коттедж. Интенсивно идет процесс концентрации издательского дела: нет, наверное, ни одной крупной издательской фирмы, которой не владела бы та или иная финансовая или промышленная корпорация.

Так что «литературный процесс» — это прежде всего производство и распространение нескончаемых потоков дешевой, доступной по цене, содержанию и манере изложения беллетристики — псевдоромантических любовных повестей, подделок под семейные саги и исторические романы, приключенческих, полицейских, шпионских романов. Используя приемы занимательности и психологическую способность читающего сопереживать, массовая развлекательная литература внедряет в сознание и души американцев настроения и чувства, выгодные «хозяевам жизни» в Соединенных Штатах. Самое же печальное — то, что беспощадные законы рынка и окололитературной моды нередко вынуждают и талантливых писателей поступаться творческими принципами и сочинять книги, которые обещают сенсацию и спрос. Так происходит сращение литературы серьезной, качественной и ремесленной, поточной.

…Осенью 1979 года после яростной аукционной схватки с конкурентами фирма «Бантам» заплатила 3,2 млн модной сочинительнице Джудит Кранц и издательству «Краун» только за право выпустить ее новый роман в мягкой обложке карманного формата. Редактор книги высказался напрямик: «Ни один издатель не рискнет заплатить столько, если он не уверен, что хорошо заработает».

В силу абсолютной художественной беспомощности душещипательная бульварщина вроде «Княжны Маргариты» Джудит Кранц должна быть, строго говоря, предметом скорее социологического анализа, нежели литературного. При этом нельзя не учитывать тиражи коммерческой беллетристики, ее доступность, влияние на общественный вкус и мнение.

«Больше всего привлекали те издания, которые позволяли развлечься и забыть о жизненных проблемах, давали религиозное вдохновение и надежду или описывали гедонистические побуждения», — писал, обозревая итоги 1970-х, Рей Уолтерс в статье «Десять лет бестселлеров». «Не многие из раскупаемых романов представляют собой серьезные произведения литературы», — меланхолично добавлял обозреватель «Ньюорк таймс бук ревью».