Коллектив авторов - О фантастике и приключениях (О литературе для детей. Выпуск 5-й)

К слову сказать, — есть у нас и книги о заводе, о колхозе, где действие не зависит от характеров и исчерпывается лишь технологией. Не следует считать приключенческие книги средоточием всех литературных неудач.

Но это — не в оправдание… Не только авторы, но и редакторы склонны забывать порой, что главное — не профессия героя, а человек в его живом целом.

Столь же верно и другое — качества героя останутся лишь декларацией, если не будут выявлены в действии, в сюжете. Поиски сюжета — необходимая и сложная работа. Увы, наша критика упорно не признает такого понятия, как мастерство сюжета и композиции. Между тем наши большие писатели — Тургенев, Лев Толстой, а в наше время Алексей Толстой — призывали внимательнейшим образом отнестись к созданию сюжета выразительного, емкого, с наибольшей силой сталкивающего характеры.

Сюжетное мастерство развивает, заостряет занимательное, содержащееся в материале произведения.

Читатель с досадой закрывает книгу, где все известно заранее. Приходит на память повесть В. Герасимовой и Л. Савельева «Крушение карьеры Власовского», — там с первых же страниц понятно, кто враг, где он и чего хочет. И очевидна полная несостоятельность его замысла — ведь честный советский ученый, само собой разумеется, не поддастся провокациям, не изменит Родине, не продастся врагам. Так как враг маскируется чрезвычайно неуклюже, то сразу видно — разоблачение его произойдет незамедлительно и без особых усилий со стороны чекистов.

Часто повторялся в нашем детективе мотив похищения чертежа, хранящегося в сейфе у изобретателя. Врагом оказывался один из молодых людей, увивавшихся вокруг жены или дочери ученого — особы неизменно легкомысленной, падкой на лесть и подарки. Достаточно прочесть одну такую повесть, чтобы уже потом «разгадывать» нехитрую тайну остальных, написанных по тому же стандарту.

А тайна должна быть хитрой!

Правда, может статься, критик тотчас же приклеит готовый ярлычок — ложная занимательность. Ну что ж, давайте разберем, когда занимательность становится ложной.

Быть может, в тех случаях, когда автор стремится приберечь тайну до конца повествования, построить сюжет с нарастающим напряжением? Думается — нет.

Такая забота о занимательности вполне закономерна.

Совсем неплохо, когда автор усложняет тайну, отодвигает ее разгадку, возводит новые препятствия перед героями. Это не противоречит задаче произведения и может способствовать раскрытию характеров.

Читая авантюрно-сатирическую повесть И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев», думаешь — вот-вот обнаружится спрятанное под обивкой сокровище. Но поиски Остапа Бендера продолжаются — и все новые, метко схваченные авторами характеры выходят на страницы замечательной книги.

По другому пути пошли авторы повести «Крушение карьеры Власовского». Шпион Каурт убеждает профессора Сенченко — видного советского ученого — бежать за границу. Перед этим перерожденец Власовский, служащий в органах госбезопасности, запугивает Сенченко клеветническими обвинениями. Каурт считает, что «плод созрел» и настолько беспечен, что побуждает Сенченко к измене Родине в присутствии… его отца. Это одна из многих «белых ниток» в повести. Но вот как авторы стараются спасти занимательность, подорванную, как мы видели, в самом начале. В последующих главах читатель застает Сенченко на пути к границе. Он уже в машине, которую ведет вражеский наймит. Читатель верит в честность ученого-патриота, предвидит, что Сенченко попросту готовит вместе с чекистами ловушку для врагов, но главы эти написаны в двусмысленном тоне, с умолчаниями, с явной целью внушить читателю сомнения.

Занимательность, добываемая такими искусственными средствами, нарушающая логику развития характеров, разумеется, ложная. Впрочем, фальшь и не может быть по-настоящему занимательна — скоропреходящий интерес в данном случае сменяется недоумением и досадой.

Наш советский детектив вырабатывает некоторые особенности сюжетосложения, отличные от детектива буржуазного.

Привычная схема последнего такова: совершено убийство; похищены ценности; сыщик разыскивает убийцу среди многих подозреваемых им лиц — на вид вполне добропорядочных. В конце концов преступником оказывается тот, кто брался помочь сыщику и успел даже завоевать симпатии читателя. Каждый в основе своей хищник, — проповедуют прислужники доллара.

Совсем другая мораль — на нашей, социалистической земле. Грызня из-за денег не увлечет нашего читателя.

Стремясь покарать зло, он хочет быть бдительным, но не склонен оскорблять подозрениями людей честных.

Если в книжном бизнесе за рубежом утрачена грань между добром и злом и убийца возводится на пьедестал, то в нашей литературе, напротив, добро и зло поставлены лицом к лицу и видимы отчетливо. Читателя волнует, — чего добивается враг, какими средствами, кто победит в непримиримой схватке?

Правда, враг прячет свое лицо, и сорвать с него маску бывает не легко. И в нашем детективе присутствует нередко так называемый «ложный ход» — чекист ошибается, избранный путь поиска увел его в сторону. След не тот! Прекрасный пример такого «ложного хода» — в книге В. Михайлова «На критических углах». Враг скрывается среди военнослужащих авиационной базы. Читатель готов заподозрить Астахова — человека нестойкого, пристрастившегося к спиртному. Поведение Астахова таково, что он может стать орудием шпиона. И враг пытается завербовать летчика. Чекисты изучают обстоятельства преступления и людей, отметают одну версию за другой, не лишают доверия Астахова, дают ему возможность разорвать накинутые на него путы. Наряду с разоблачением врага идет борьба за честь и достоинство советского человека.

В повести Л. Шейнина «Военная тайна» враг виден читателю с самого начала. Но это не снижает занимательности книги. Читатель с упоением следит за подвигом чекиста Бахметьева, который играет роль советского изобретателя Леонтьева и принимает на себя вражескую вылазку.

Наш детектив воспитывает бдительность, ничего общего не имеющую с нигилистическим неверием в людей и звериной злобой к ближнему.

Чтобы быть бдительным, надо знать человеческую натуру. «Записки следователя» того же Л. Шейнина насыщены тонким человековедением. Плох тот детектив, который обходит душевный мир героев, лишен психологии, умного писательского наблюдения над людьми.

Классики литературы хорошо понимали возможности авантюрного сюжета, позволяющего вскрывать характеры в резких столкновениях, в неожиданных «срезах», а также проникать в разнообразные закоулки жизни, связывать в едином действии персонажи совершенно различные, далекие друг от друга и по общественному положению, и по профессиям, в повседневном быту не соприкасающиеся. Гениальный психолог Достоевский воспользовался фактом из петербургской судебной хроники, чтобы развернуть широкое полотно «Преступления и наказания». Таких примеров можно привести много.