Коллектив авторов - О фантастике и приключениях (О литературе для детей. Выпуск 5-й)

«Не потому ли он такой сухарь?» — подумал я.

— Я очень, очень многим обязан таким книгам, — с жаром сказал ученый. — Я географ. Приключения героев моего детства — Зверобоя, Дерсу Узалы — помогли мне найти призвание. Я и сейчас люблю этот жанр литературы. Собрал приключенческую библиотеку. Сейчас она доставляет мне отдых, развлечение. Так вот, — давайте-ка вспомним, в чем заключалась для нас ценность литературы о приключениях, в чем секрет ее прямо-таки волшебной притягательной силы?

Наш юный спутник на верхней полке не обращал ни малейшего внимания на нашу дискуссию, — губы его беззвучно шевелились, кулачки сжимались, он целиком ушел в опасный поиск, видел себя отважным, находчивым чекистом.

— Романтику ищут, — иронически произнес педагог.

— Я помню, — доктор наук отставил недопитый стакан с чаем, — мне хотелось быть сильным и смелым. В двенадцать лет это было самое могучее мое желание. И в книгах я находил живые примеры. Мой идеал вставал передо мной.

— Верно, — согласился я. — Мне в этом возрасте хотелось верить, что есть люди, вообще не знающие страха. Один скучный дядя, помню, пытался разубедить меня. Страх смерти, чувство самосохранения свойственны каждому, надо только владеть собой. Правильные, рациональные слова, — но вы вообразить не можете, как я возненавидел этого скучного дядю.

— И напрасно, — колко молвил педагог. — Уводить от реального детей не следует.

Спор затянулся за полночь. Укладываясь спать, я взглянул на школьника. Он уже кончил читать. Я спросил его, чем отличился чекист, герой повести.

— Ох, и ловкий он! — воскликнул мальчуган с завистью. — Поймал шпиона все-таки.

— А каков он из себя? — спрашивал я. — Характер его? Что он за человек, этот чекист?

Школьник подумал.

— Храбрый характер, — решительно заявил он. — Вроде Чапаева он, — лицом. Усы. Только бурки нет.

Он протянул мне книгу.

То была… Впрочем, нет, называть это произведение, пожалуй, незачем. Детективная повесть, написанная весьма посредственно, с неизменным седым, всезнающим полковником и порывистым лейтенантом. Их противники щеголяют вставными челюстями ослепительной белизны, жуют резинку, разговаривая, поминутно возглашают: «Хэлло!», бранятся и пьют виски, даже во время тайных, сугубо деловых встреч. Чекисты, ломая голову над загадкой, ходят большими шагами по комнате, ночами не спят, поддерживают силы крепким чаем и телефонной беседой с супругой. В часы отдыха они, как водится, играют в шахматы. Автор, однако, сколотил довольно занятный сюжет, сумел удержать тайну до самых последних страниц, — и я прочел книгу до конца.

К моему удивлению, я не обнаружил у главного героя сходства с Чапаевым. Автор вообще не счел нужным дать его портрет.

Значит, наш юный спутник придумал! Он дополнил слабую, схематичную книгу воображением! Попросту подставил своего любимого героя в сюжет повести!

В памяти возникли рассуждения некоторых литераторов о том, что успех приключенческой книги определяет сюжет. Так ли это? Ведь он — юный читатель, на которого в первую очередь и рассчитаны такие книги — не удовлетворился одним лишь сюжетом.

Я лежал и думал о путях жанра, столь любимого читателем и так несправедливо игнорируемого литературоведами. Мы сами, авторы-приключенцы, пытаемся теоретизировать, выводим особые законы, будто бы присущие приключенческой прозе. Но как же можно забыть, что в центре художественной литературы всех видов — человек!

Судьбу книги решает человек, положительный герой, воплощающий идею произведения.

Саня Григорьев из «Двух капитанов» Каверина — живой, индивидуальный, обаятельный характер, и это в первую очередь и определило огромный успех и долгую жизнь книги. То же можно сказать о героях классических приключенческих книг: Шерлоке Холмсе, графе Монте-Кристо, вожде краснокожих Монтигомо.

Большой вред приключенческой литературе принесли филиппики наших критиков против «идеального» героя, ханжеская боязнь исключительного, пресловутое требование отыскать в хорошем человеке «червоточинку», — для вящей жизненности и убедительности образа. Юный читатель тянется к высокому идеалу, хочет видеть героя, отличающегося благороднейшими чертами нашего времени, витязя без страха и упрека, — а ему предлагают безликого, скучноватого человека, положительного, но ничем не примечательного. Хорошие качества отпущены ему по самой скромной, средней норме.

Пограничники, действующие в книге А. Авдеенко «Горная весна», бесспорно хорошие люди. У каждого — прожиточный минимум достоинств. Службу они несут добросовестно, стойко. Но в книге нет такого героя, к которому читатель мог бы привязаться сердцем. Недостает героического характера.

По-моему, нечего опасаться, что выдающийся герой вступит в противоречие с реальностью. Разве не было подлинных, реально существовавших героев «Молодой гвардии»? Разве не живет среди нас летчик Маресьев, — «настоящий человек», открытый Борисом Полевым?

А Кузнецов, совершивший поразительный подвиг разведчика, — он ведь не выдуман Медведевым, автором книги «Дело было под Ровно»! Недавно мы узнали о Девятаеве, который сумел, будучи в гитлеровском плену, захватить вражеский самолет и вернуться на нем к своим, об отважных людях, обезвредивших склад боеприпасов, оставленный гитлеровцами под Курском, и предупредивших страшный взрыв. К сожалению, персонажи приключенческих книг сплошь и рядом куда бледнее этих подлинных рыцарей нашей Родины.

Жизненный идеал вовсе не должен быть этаким средненьким, легко достижимым. Не надо чересчур приземлять его, обесцвечивать. Он должен волновать, восхищать! В жизни, думается мне, полезно бывает целить выше мишени, чтобы попасть в нее.

Все это отнюдь не значит, что положительный герой приключенческой книги не может ошибаться, никогда не попадает впросак. Читаешь роман Ю. Дольд-Михайлика «И один в поле воин» — и на трехсотой или четырехсотой странице спрашиваешь себя, — а не слишком ли удачлив главный герой, советский разведчик, играющий опасную роль немецкого офицера и аристократа? Все ему сходит с рук! Он умудряется не только собирать нужные для советского командования данные, но и помогать в то же время французским партизанам. Гестаповцы и не подозревают, кто скрывается под видом барона. Все приключения заканчиваются так благополучно, все задания выполняются настолько точно по плану, что судьба разведчика, в конце концов, перестает волновать читателя.

Герой ловко ходит на острие ножа. Но он ни разу не сталкивается со своими врагами в неожиданной, смертельной схватке.

Совсем по-другому создан В. Кавериным образ Сани Григорьева. Саня — человек цельный, чистый, прямой, но отнюдь не приглаженный и не застрахованный от промахов. В разоблачении Татаринова — виновника гибели экспедиции полярного капитана — он так беспощаден, что не щадит мать любимой девушки, жену Татаринова.