Коллектив авторов - О фантастике и приключениях (О литературе для детей. Выпуск 5-й)

Она умирает, не выдержав потрясения. Читатель досадует, упрекает Саню в недостатке деликатности, иногда в грубости, — и все же восхищается честным, героическим характером.

В старом фильме о летчике Чкалове показано, как он пролетает под аркой Дворцового моста в Ленинграде. Рискованнейший трюк, — и непозволительный для пилота. Чкалов заслужил взыскание. Но трудно судить победителя…

В повести Т. Сытиной «Конец Большого Юлиуса» чекист выдает себя тем, что бросается защищать ребенка. И получает удар ножом. Чекист не овладел собой, не довел свою роль до конца, но читатель глубоко сочувствует ему.

Все это ошибки, промахи. Однако проистекают они не из «червоточинки», которую хотелось видеть некоторым критикам, а оказываются как бы выражением благороднейших качеств героя.

Пусть же герой приключенческой книги будет не просто храбр, а храбр беззаветно, безумно! Пусть из-за крайней своей отваги, честности совершает ошибки, попадает в бедственное положение, — зато у юного читателя сильнее забьется сердце!

Приключенческая тема открывает широкий простор для романтического заострения образов. С контрастной резкостью, в непримиримом противоречии, в жесточайшей борьбе предстают здесь перед нами добро и зло.

И добро торжествует. В этом — гуманистическая суть классических приключенческих книг, созданных прогрессивными романтиками XIX века — Купером, Гюго, у нас Бестужевым-Марлинским.

Этот гуманизм приключения, которым отмечены произведения Конан-Дойля, Уилки Коллинза, теперь отстаивают лишь немногие авторы в буржуазном мире. Там детективные романы в подавляющем большинстве преступны по идее, — они прославляют убийцу, грабителя, насильника, способствуют гнусным целям подготовки агрессии.

Наследницей лучших традиций явилась наша, советская литература.

Естественно, — борец за справедливость в литературе прошлого выступал как благородный одиночка. Таковы граф Монте-Кристо и Шерлок Холмс. Им противостоял хищнический социальный строй и сонмы стяжателей, власть золота.

Для нашей советской действительности, напротив, характерно одиночество зла. Оно если и побеждает, то на отдельных участках жизни и ненадолго. Наш строй, наше общество изолируют и обрекают на поражение уголовного преступника, шпиона, диверсанта, как бы хитры и изворотливы они ни были.

В повести В. Михайлова «Бумеранг не возвращается» американский агент очень умело подобрал себе маску. Он притворяется борцом за мир, будто бы пострадавшим на родине за свои убеждения. Ему удается обмануть пылкую, восторженную советскую девушку — дочь видного изобретателя, работы которого интересуют вражескую разведку. Кажется, — все благоприятствует шпиону. Ценные проекты будут в его руках. Но честный человек не станет у нас одинокой, беззащитной жертвой злодея! Героиня повести, с помощью друзей, убеждается в своей трагической ошибке и сама выступает против врага.

Однако было бы ошибкой недооценивать силу врага.

Ведь известно, что империалисты направляют против стран социалистического лагеря своих самых опытных, матерых подручных. А в иных книгах детективного жанра иностранный агент — непременно глупец, простофиля.

Если наши пограничники не хватают его сразу, то лишь потому, что им поручено за ним следить. О переброске его к нам известно заранее. Вообще все его повадки и маршруты не составляют большой тайны для седовласого и всезнающего полковника, а тем более — для генерала…

Чуть ли не каждый шаг врагов — персонажей повести Авдеенко «Горная весна» — виден нашим офицерам. Действие повести напоминает шахматную партию с заранее определенным результатом. Автор словно подсказывает ходы то одной стороне, то другой.

Примелькались, надоели читателю белоснежные вставные челюсти, отличающие книжного шпиона, жевательная резинка, виски и прочие его аксессуары. Враг, наделенный всеми этими стандартными приметами, уже не страшен, — он скорее забавен, как персонаж оперетки.

Таков, к сожалению, Кортец — главный отрицательный герой интересной повести Г. Гребнева «Пропавшие сокровища». Читателя увлекает задача розыска спрятанной библиотеки Ивана Грозного, он с волнением отправляется вместе с Волошиным и Тасей к стенам древнего монастыря, где, по слухам, имеется тайник. Но право же трудно принять всерьез такого противника, как Кортец, который обсуждает вылазку в Советский Союз, попивая вино и вдыхая аромат бараньего жиго. Беседу с сообщником он ведет в самом легкомысленном, залихватском тоне и к тому же то и дело принимает картинные позы.

Неизбежность провала, притом весьма скорого, буквально написана на всем облике этого персонажа.

Я вспоминаю также книгу В. Иванова «По следу».

На фоне степной природы, которую автор, видимо, прекрасно знает, охотник Алонов преследует неизвестных, проникших на нашу землю, с тем чтобы поселить опасных насекомых, вредителей хлебных злаков. Но в книге есть главы, находящиеся в кричащем противоречии с художественной тканью произведения и как будто написанные другой рукой. Это главы, переносящие читателя за рубеж, в лабораторию биологической войны.

И тут — опять звероподобные фигуры с лошадиными зубами. Хриплые голоса, брань, бутылки виски. Убедительное, правдивое изображение внезапно сменяется плоской карикатурой, писательские находки — штампом.

К счастью, таких глав немного.

Зачем выводить против нашего чекиста-пограничника врага нарочито окарикатуренного, ослабленного?

Не нуждается в этом положительный герой нашего времени. Делать так — значит, не возвышать его, а принижать.

Не надо оглуплять врага, утрамбовывать путь положительному герою. Приключенческая книга будет лишь в том случае подлинно героической, если автор поведет своего любимого героя путем наибольшего сопротивления, путем наилучшего раскрытия его достоинств. Победа его не легка. Она трудна, завоевана в упорнейшей борьбе.

Здесь я коснулся и проблемы сюжета.

О сюжете в приключенческой литературе говорят у нас много и не всегда обдуманно. Есть такое мнение, — типический герой действует в этом жанре в нетипических, исключительных обстоятельствах. Такова-де специфика жанра. Ходкое словечко! Как часто ссылкой на «специфику жанра» пытаются оправдать серость, штамп, а то и халтуру!

Нет, незачем отгораживать приключенческую отрасль нашего литературного дела от остальных, выдумывать для нее какие-либо особые законы развития. Для этого нет никаких оснований. Известная формула Энгельса о типических характерах в типических обстоятельствах сохраняет свою силу и здесь.

Во-первых, герой и обстоятельства состоят в художественном произведении в неразрывном единстве. Нет героя вне времени, вне общества, вне действия. И познается герой не иначе, как в действии. Типический герой, действующий нетипично, — это несуразица, абсурд.