Евдокия Шереметьева - Здесь люди. Дневник

– Им всем промыли мозги. Но есть и нормальные люди. Как-то били по полю снарядами. Значит, осталось что-то человеческое. Не исполнить не могут, но понимают, что с каждой кассетой уходит либо чья-то жизнь, либо кто-то навсегда лишается своего дома.

– Может, лучше оставить город? Стоит ли это сотен жизней?

– Они же здесь половину просто поубивают или пересажают. Мы же все здесь «террористы», как будто не знаешь. Мы людей не сдадим.

С недавнего времени, после объявления перемирия, народ стал приносить сохранившиеся снаряды прямо под памятник Ленину, в центр Первомайска. Рядом в снегу и грязи валяется растоптанный украинский флаг.

Центральная площадь города Первомайск. Декабрь 2014 г.

К памятнику подходят люди, подолгу стоят. Потом молча уходят. Кладбище.

– Мы памятник из этого сделаем. Чтобы все знали.

Ещё пару недель назад люди вообще не выходили на улицу.

– Мы подъезжали хлеб раздавать, зовём. А люди из подвала кричат: «Кидай сюда!» Выходить боялись. Иногда при затишье некоторые, у кого уцелели квартиры, бегали домой помыться, взять вещей. Тогда многих и накрывало… Все по подвалам и бомбоубежищам сидели.

Сейчас народ на улицах есть. Но в целом город будто вымерший. Словно Припять после взрыва. На многих домах надпись «ЛЮДИ». Здесь люди…

Спускаемся в подвал бомбоубежища, везде развешаны одеяла. Посередине стоит буржуйка. Матрацы, одеяла, тюки с вещами, канистры с водой. Люди увидели ополченца, сразу облепили и давай заваливать вопросами. К нам присоединился друг Ростика – Саня. Позывной – «Скорость». Саня в окружении женщин пытается держать оборону.

– Много людей здесь живёт?

– Когда бомбежка, полный подвал. Сейчас мы живём здесь.

Бомбоубежище в Первомайске. Декабрь 2014 г.

Вижу отдельное помещение, завешанное тряпками. Отодвигаю – там бабушка испуганно на меня смотрит.

– Вы одна здесь?

– Дети уехали, а дом с двух снарядов сломало. Здесь и живу.

– Почему не заберут вас с собой?

– Не знаю. Но я и не поеду. Это мой дом, здесь и помру.

Первомайск. Декабрь 2014 г.

Живут в таких подвалах коммунами. Питаются и всё делают сообща.

– Поначалу люди вели себя ужасно, – говорит Ростик. – Отбирали пайки, скандалили. Для себя старались урвать. Сейчас всё изменилось. Война пробудила в людях человеческое. Теперь привозим еду – разливают масло по стаканчикам, зовут друг друга. Всем делятся.

На выезде из города на блокпосте стоит парнишка. Лет 18, не больше. Даём конфет, а у него улыбка до ушей.

– У вас ёлку в городе уже поставили?

– Поставили.

– И у нас тоже! Новый год же!

В третью поездку поехали на двух машинах. Оксана, девушка Саши гурзуфского, взяла своё авто. Мы с ней сменяли друг друга. Я вообще-то водитель хреновый и с небольшим стажем. Саша с Рубеном ехали на дукате, загруженном до основания едой и вещами.

Помню эту ночь. Этот мост. Не знаю, что произошло, какое-то наваждение. Я была за рулём, ребята спали на заднем сидении. Вдруг яркая вспышка света. Подумала, что впереди авария, и на дороге люди. Машину понесло. Был лёд и лёгкий снег. Скорость – 120 километров в час. Жуткий рывок. Господи, спасибо – пристёгнута.

Дальше как в тумане. Что-то задымилось, сработали подушки. Меня вытаскивают, какие-то люди отгоняют машину к обочине.

Рыдаю от шока. Оксана в ужасе смотрит на раскуроченную машину. Труп лисы раскатан по асфальту.

Потом сказали, что надо было давить. Но я не видела. Не видела лису.

Пока стояли, почти каждая проезжавшая машина предлагала помощь. Одна пара молодых ребят посадила к себе и поила чаем. Замёрзла в ту ночь ужасно. Уже дома, в Москве, сильно заболела… А ведь раньше не болела никогда.

Помню Александра – ещё одного Сашу, дорожного комиссара рядом с городом Ефремов: «Вы родились второй раз. М4 ошибок не прощает». Спустя полгода его жена недалеко от этого места попадёт в аварию – водитель грузовика заснёт, и её не станет.

Мы сидели с Александром в машине, и он всё не мог понять: зачем мы едем туда? Спрашивал и спрашивал. Его тогда толком и не запомнила от шока. Спустя две недели после аварии ефремовский Саша сам нашел меня в сети, со своими друзьями стал участвовать в помощи. Иногда на обратном пути мы заскакиваем к ним в гости. В последнюю поездку загрузил мешок картошки и полбагажника банок с овощами: «У вас, поди, в Москве нормальной еды и нет».

Из-за аварии задержались почти на сутки. И за эти сутки случилось страшное. В Первомайске убили и. о. мэра – Евгения Ищенко. И с ним троих волонтёров из Москвы.

Первомайск. Свежая воронка от снаряда. Февраль 2015 г.

Я никогда не беру телефон на Донбасс, многие читатели и друзья подумали, что это мы. Брат тогда, не дозвонившись до мужа и мамы, чуть с ума не сошёл.

Разбитую машину оставили и поехали вчетвером в гружёном дукате.

В машине места практически не было, но никому и в голову не пришло вернуться. Нас ждали. Всю дорогу сидела то сбоку, то на полу – как самая маленькая. На каждом посту ГАИ ложилась в ноги. Шея после этого болела ещё несколько недель.

«Здесь убивают»

27 января 2015 года

Дневник

– Женю Ищенко убили, с ним погибли три волонтёра из Москвы.

Кладу трубку, и ноги подкосились.

Все родные и близкие начинают в панике звонить.

Мы ли это? Могли бы быть.

Но мы ещё только движемся по Ростовской области, мы в перегруженном фургоне с гуманитарным грузом для Донбасса.

И полная неясность.

– Не езжай! Там бомбят, все говорят, надо уносить ноги!

– Мама, всё в порядке.

Стискиваем зубы и едем.

Граница пройдена как в бреду.

Встречают на той стороне ребята из комендатуры Первомайска и Жека с Леной, мои друзья. Уже родные.

– Это правда? Убили?

– Да, правда…

Женю Ищенко видела один раз. Когда мы приезжали в декабре в этот город. Подвели к нему:

– Это та самая Дуня.

Женя – нет, Евгений – смотрит, улыбается и пальцем грозит:

– Ох уж эта Дуня, ох уж эта Дуня!

Жмём друг другу руки, и он смотрит в упор. Руки огромные. Не руки – ручищи. Тем временем его обступают жители с тысячами вопросов. Разрывают на части.

Я не знаю прошлого этого человека. В интернете пишут, что он отсидел большой срок. Что состоял в одной из бандитских группировок. Мне это было неважно. Я знала его настоящее. Он болел за свой город, и, когда все сбежали, он остался, взял на себя ответственность. У него двое детей, младшей дочке полгода.