Карен Степанян - Фабрика лжи [Литература, искусство, культура-борьба идей, мировоззрений, политических систем]

Конечно, Америка сегодня не та, что была несколько десятилетий назад, и те способы «промывки мозгов», которые были в ходу тогда, сегодня менее эффективны. Но угроза справа не перестает быть от этого реальной, она лишь приобретает новые формы, стремится замаскировать себя «человеческим лицом».

Автор книги «Дружелюбный фашизм» американский публицист Бертрам Гросс, исследуя это явление, отмечает, что не следует думать, будто рекрутирующий с «правого фланга» своих сторонников фашизм будет похож на тот, каким он был в 30-е годы в Германии. Это, пишет он, будет «фашизм с улыбкой», «дружелюбный фашизм», «нарядный и привлекательный», как витрина мощного магазина на Мэдисон-авеню. И тем он опаснее…

Обращаясь к фактам недавней истории, авторы фильма «Атомное кафе» апеллируют к общественному мнению. Их лента — весьма актуальное предупреждение людям, не желающим быть вновь обманутыми. И в этом своем стремлении авторы не одиноки: несмотря на все колебания политического маятника, в американском кино никогда, даже в самые тяжелые времена, не переводились художники смелые, честные и реалистически мыслящие. Однако опасность, которую представляет сегодня правый радикализм — в жизни и в искусстве, — нельзя недооценивать.

Прикрываясь фальшивыми человеколюбивыми лозунгами, спекулируя на реальных проблемах, раздирающих американское общество, привлекая к сотрудничеству популярных актеров и режиссеров, не всегда сознающих меру своей ответственности перед зрителем, «новые правые» воплощают на экране наиболее реакционные и антигуманистические догмы буржуазной идеологии, сея в умах людей зерна взаимной ненависти, жестокости, исповедуя милитаризм и антикоммунизм.

Дж. де Сантис

(Статья публикуется в сокращении)

Через несколько месяцев после того, как мне исполнилось шестьдесят лет, солнечным апрельским утром 1978 года администрация «2-й телесети», которой тогда руководил социалист Массимо Фикера, пригласила меня для подписания столь долго ожидавшегося мной контракта — переговоры о нем стараниями моего друга Тулио Кезича начались в сентябре 1977 года. Речь шла о работе со сценаристами Франко Реджани и Джиджи Ванци над многосерийным фильмом о драматических событиях, потрясших в первую неделю марта 1946 года густонаселенный городок Андриа — в самом центре южноитальянской области Пулья, у границ горного района Мурдже и бесконечной Апулийской низменности, издавна снабжавшей Италию зерном и чернорабочими.

Руководили этой самой настоящей «жакерией» в большинстве своем бывшие участники войны, оставшиеся без работы, сельскохозяйственные батраки, строительные рабочие, бедные ремесленники, крестьяне, владевшие жалкими клочками земли. Они намеревались заставить крупных землевладельцев и местных предпринимателей выполнить утвержденный в феврале 1946 года декрет о максимальном использовании рабочей силы. Через четыре дня бунт — в результате провокаций с разных сторон — внезапно вылился в чудовищное преступление, окончившееся трагически, когда восставшие линчевали двух пожилых женщин, сестер Луизу и Каролину Порво, представлявших известную землевладельческую династию. По этому делу был возбужден один из самых громких процессов послевоенного времени, проходивший в помещении суда города Трани с 1948 по 1953 год. Из ста пятидесяти обвиняемых (которых правая пресса во главе с «Коррьере делла сера», не дожидаясь решений суда, поспешила назвать «волками Андриа») двадцать девять в ходе процесса содержались за решеткой; все они, кроме одного, были членами Итальянской коммунистической партии.

Хочу надеяться, что этот ряд дат и цифр, приведенных здесь для того, чтобы придать повествованию большую конкретность, не отпугнет читателей, приученных к обстоятельному изложению фактов. Также прошу прощения за то, что не могу удержаться от ссылок на собственную биографию; я не стал бы этого делать, если бы не чувствовал потребности объяснить, почему в шестьдесят лет — в возрасте, который принято считать внушительным этапом в жизни человека и которого я как раз достиг к тому солнечному апрельскому утру 1978 года, — моя душа оказалась распахнутой для самых радужных надежд.

Я считал, что подписание этого контракта с телевидением представляет собой значительное завоевание в моей нелегкой кинематографической судьбе — не только потому, что оно должно было положить конец драматическому и мучительному периоду моей профессиональной незанятости, затянувшемуся (трудно поверить!) почти на двадцать лет, но и в особенности потому, что этот контракт делал возможным осуществление одного из самых дорогих для меня замыслов — я лелеял его с того далекого марта 1946 года, когда произошли события в Андриа. С тех самых пор многих продюсеров пытался я уговорить дать деньги на постановку масштабного эпического фильма — «хорового», как я его называл. Но мне это так и не удалось, несмотря на репутацию режиссера, популярного и в Италии, и в других странах, — репутацию, которой я обязан неожиданному и шумному успеху второго моего фильма — «Горький рис». Благодаря этой картине в конце 40-х годов я завоевал такое доверие продюсеров, что они готовы были заплатить любую цену, лишь бы получить права на фильм, снятый мною…

Однако ни один из них не мог принять идеи и проблематику, которые могли показаться правившим в то время христианским демократам (впрочем, не только в то время и не только им) сомнительными с точки зрения политической или вызвать подозрение в симпатиях к подрывным действиям. И вот наконец спустя три с лишним десятилетия Итальянское радио и телевидение, государственное учреждение, руководство которым благодаря реформе начинало (правда, с трудом) осуществляться в соответствии с принципами политического плюрализма, согласилось предоставить мне возможность создать кинороман по следам событий в Андриа, изложить перед миллионами зрителей такие факты, которые помогли бы им разобраться в одном из трагических «узлов» нашей истории.

Помимо всего прочего, я был счастлив потому, что запуск в производство такого смелого фильма свидетельствовал о либерализации столь важного сектора информации, как телевидение, и я чувствовал себя по крайней мере частично вознагражденным за множество унизительных отказов, полученных мною от итальянского кино на протяжении череды трудных лет — череды слишком длинной, чтобы можно было отнести ее на счет обстоятельств или моей собственной лени. Мне кажется, настал момент назвать вещи своими именами: речь идет о гражданском позоре, значительная часть ответственности за который так или иначе несут продюсеры, цензоры, а также профессиональные политические комментаторы и печать.