Александр Севастьянов - Битва цивилизаций: секрет победы

Однако к началу XII в. спрос на книги растет, возникает книжный рынок, книга, все же, становится товаром. Появляется особая профессия книжного переписчика, духовный подвиг делателя книги преобразуется в ремесло, в дальнейшем появляются корпорации переписчиков, использующих разделение труда (так, Рязанская кормчая 1284 г. была написана 5 писцами). Книги начинают воровать, как представляющий ценность предмет [50] В 28-м «слове» Киевского патерика рассказано, как у монаха Григория воры пытались украсть книги из кельи (Патерик Киевского Печерского монастыря. СПб., 1911, с. 92). . Происходит заметное упрощение технологий как следствие перехода к изготовлению массовой продукции, к постановке книгоделания «на поток» [51] Сапунов Б.В. Указ. соч., с. 118. . По сравнению с массовой «берестяной» грамотностью низов это означало переход на более высокий качественный уровень.

К концу XII — началу XIII века книга все шире проникает в народ. Поразительные и наводящие на неожиданные выводы находки дали раскопки Старой Рязани, погибшей от нашествия Батыя. А.А. Монгайт по результатам многолетних трудов на месте испепеленного в декабре 1237 г. города отметил важный факт: «В Старой Рязани в рядовых жилищах часто находят медные застежки книжных переплетов — единственная хорошо сохранившаяся в земле деталь от древних рукописных книг. Книги были не только у богачей — книжные застежки найдены также в жилищах ремесленников, в полуземлянках бедноты» [52] Монгайт А.Л. Раскопки Старой Рязани. — В кн.: По следам древних культур. Древняя Русь. М., 1953, с. 317. .

Теперь уже не только грамотность, но и книжность становится массовой. Однако в отличие от берестяных грамот, обслуживавших почти исключительно светскую сторону жизни русского люда, важнейшей особенностью русской книжности изначально была ее сугубая клерикальность. Подробнее об этом сказано ниже.

Тут надо сделать оговорку: судить книговедам о русских манускриптах XI–XIII веков приходится по единичным сохранившимся в наличии экземплярам. По предположению исследователя В.Б. Сапунова, до наших дней дошло менее одного процента былых книжных богатств Древней Руси раннего периода [53] Вообще, Сапунов верно заметил о домонгольской Руси: «До наших дней дошли лишь разрозненные сведения о тех или иных явлениях духовной культуры, случайные фрагменты культуры материальной». — Указ. соч., с. 11. . Так что абсолютно достоверно охарактеризовать их мы не можем. Как не можем и обрисовать горизонты востребованности книги в русской публике. Если широкая, почти всенародная грамотность русских, засвидетельствованная берестой, является очевидным их отличием от европейцев, то сравнивать отечественный круг читателей книг с западным трудно, ибо недостаточно данных.

Впрочем, как всякая технологическая новинка, пергаментная книга на Руси должна была вначале стоить безумно дорого (вспомним, какие цены платили богатые люди за первые персональные компьютеры еще недавно!). Вплоть до XIII века пергамент был привозным, импортным, что не позволяло снижать цену на готовую книгу. Ее сравнительную стоимость легко понять, зная, что князь Владимиро-Волынского княжества Владимир Василькович в 1288 году купил у вдовы протопопа «Требник», заплатив за эту не самую большую из книг 8 гривен кун. В то же самое время целое село он же купил за 50 гривен кун [54] Котков С.И. Памятники письменности русского языка // Русский язык. Энциклопедия. — М., 1979. С. 193. . Соотношение, во многом объясняющее и позднее появление у нас манускриптов, и их медленное распространение в народе, вне княжьих, монастырских и редких купеческих библиотек.

Впрочем, главные вопросы, встающие перед исследователем русской книжности, имеют отнюдь не экономический уклон.

Нас, в первую очередь, интересуют три вещи: какую по содержанию книгу предпочитали делать и читать на Руси в домонгольские времена; сколько было книг в обращении у публики той эпохи; что случилось с этим книжным массивом. Начнем по порядку.

Уже в середине XI в. на Руси было довольно людей, «…преизлиху насытившихся учения книжного» (к ним обратился митрополит Иларион в своем «Слове о законе и благодати»). Чем же именно они насыщали свой духовный голод?

В этом отношении у всех историков книги царит более-менее единое мнение: «Переписывались практически только священные и богослужебные книги, святоотческая и богословская литература и т. п. А вот богатая светская литература Византии, продолжавшая традиции античной, за немногими исключениями не дошла до восточных славян, что характерно» [55] История книги: Учебник для вузов/ Под ред. А.А. Говорова и Т.Г. Куприяновой. М.: Издательство МГУП "Мир книги", 1998. .

Еще в конце XIX в. среди 708 русских, сербских и болгарских пергаментных рукописей XI–XIV вв., выявленных Н.А. Волковым, проявилась четкая закономерность. Больше всего по количеству — 470, но немного по наименованиям богослужебных книг (апостолы, евангелия, псалтири, минеи, триоди, стихирари, ирмологии, кондакари и некоторые другие). На втором месте книги четьи, т. е. входящие в круг обязательного христианского просвещения [56] Согласно 19 правилу 6-го Вселенского собора, а также Студийскому, а затем и Иерусалимскому уставу, требовалось, чтобы в церквах обязательно читались назидательные творения отцов церкви. Были и списки такой обязательной литературы. (минеи, торжественники, соборники, прологи, златоустники, златоструи, земные раи, пятидесятницы, патерики, агиографические сочинения, творения отцов церкви и толкования на них и т. д.), — 218. Меньше всего книг, не связанных с религиозными потребностями, мирских (изборники, палеи, хронографы, летописи, измарагды, юридические сочинения вроде «Русской Правды», памятники светской литературы, такие как «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», княжеские родословцы), — таких всего-навсего 20 [57] Волков Н.В. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах, XI–XIV веков и их указетель. — Изв. ОЛДП, СПб., 1897, т. CXXIII. — Указатель, с. 51–96. . Примерно такое же соотношение дает список Археографической комиссии.

Б.В. Сапунов признавал по этому поводу: «Имеются основания полагать, что соотношение сохранившихся богослужебных и четьих книг домонгольского времени (24:11) в какой-то степени отражает их действительное соотношение в XI–XIII вв.». Однако дальше он необоснованно предполагал: «Но отношение первых двух групп к третьей (24:11:1), выведенное по уцелевшим рукописям, не может отражать действительную картину, имевшую место во времена Древней Руси. Вероятно, и абсолютное, и относительное число книг светского содержания было более значительным [58] Сапунов Б.В. Указ. соч., с. 81. ». Аргументов в пользу своего предположения он не привел.