Александр Севастьянов - Битва цивилизаций: секрет победы

Излишне оптимистичным представляется и такое его мнение: «Русь в исторически короткий срок смогла получить из Византии и других стран огромную сумму информации по самым различным областям знаний раннего средневековья — богословию, философии, искусству, истории, литературе, юриспруденции, географии, астрономии, зоологии и т. д. и т. п.» [59] Там же, с. 208. . Если бы это все было действительно так, то пропорции светской и духовной древнерусской книги явно были бы иными. Да и репертуар светской книги был бы несравненно более обширным.

Все, напротив, свидетельствует о том, что ранняя русская книга в основном предназначалась именно для покрытия церковных и околоцерковных потребностей, служб и треб в первую очередь. Не случайно от домонгольского времени одних только евангелий дошло 45: эта книга, основополагающая для христиан, — явный и абсолютный чемпион среди переписанных русскими руками древних книг.

О том, что соотношение церковной и светской книги в раннем периоде русской книжности соответствовало списку Волкова и Археографической комиссии, говорит и тот факт, что оно почти не изменилось ни в послемонгольском XV веке, ни в эпоху русских первопечатных книг, ни даже в куда более обмирщенном XVII столетии. Следует полагать, что такова была постоянная основа русского духовного интереса, его характерный вектор, национальная особенность.

Эта особенность бьет в глаза при сравнении репертуара русских и западных инкунабул. В последнем случае научная, познавательная литература занимает гораздо большее место: свыше 30 % наименований против 2,7 %, разница более чем десятикратная.

Сам Сапунов признает: «Книги церковного обихода переписывались сотни и тысячи раз, памятники церковной литературы — десятки и сотни, а “Изборники” изготовлялись в одном-единственном экземпляре по вкусу заказчика» [60] Там же, с. 155. Среди шести наидревнейших сохранившихся русских книг два «Изборника» (1073 и 1076 гг.). Первая («Изборник Святослава») содержала более 380 статей 25 авторов. Она была популярна как у греков в течение столетий, так затем и у болгар, прежде чем оказалась переведена на русский язык. Вторая («Изборник 1076 года» писца Иоанна) представляет собой компиляцию «из многих книг княжьих». Это косвенное свидетельство наличия богатой княжеской библиотеки. . Между тем, именно «Изборники» — средневековые энциклопедии — содержали в себе, наряду с богословскими рассуждениями, упомянутую Сапуновым «огромную сумму информации»: сведения по астрономии и астрологии, математике и физике, зоологии и ботанике, истории и философии, грамматике, этике и логике. Но эти знания, большей частью переводные, оставались безвыходно в кругу немногих избранных русских читателей. К их числу относились, в первую очередь, некоторые князья, например, Иван Калита, в отличие от своих детей.

Приведу яркий пример. Благодаря трудам акад. А.А. Шахматова и знатока древнерусского летописания М.Д. Приселкова известно, что в 1037–1039 гг. при Софийском соборе был составлен древнейший летописный свод, при составлении которого использовались книги исторического содержания, греческие хронографы, русский актовый материал и т. д. [61] Приселков М.Д. История русского летописания XI–XV-веков. Л., 1940, с. 26–31. Большая часть этих материалов была переводной; при Ярославе шел активный книгообмен с разными странами, им было не только организовано книжное производство, но и создан штат русских переводчиков. Ими или их коллегами были переведены «Хроника» Георгия Синкелла и Георгия Амартола, византийский эпос «Девгениево деяние», «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Повесть об Александре Македонском» («Александрия»), о гордом царе Адариане, переведенная с арабского древнейшая ассиро-вавилонская «Повесть об Акире Премудром» и даже христианизированное житие Будды («Повесть о Варлааме и Иосафе»).

Среди уцелевших до наших дней книг — славная «Пчела», переведенная до 1119 г., которая знакомила в отрывках с текстами Аристотеля, Платона, Гомера, Плутарха, Пифагора, Ксенофонта, Демокрита, Эврипида, Геродота, Демосфена, Сократа, Эпикура, Зенона и др. (образ медособирающей труженицы прозрачен). На Гомера ссылается также Ипатьевская летопись под 1232 г. («яко же Омир…»), но, по правде сказать, оная ссылка в тексте Гомера не найдена.

Кто, кроме княжеской семьи, имел постоянный доступ к этим сокровищам? Точно не известно, но вряд ли многие.

При всем этом основной поток в XI–XII вв. составляла, все же, житийная и богословская литература, переведенная с греческого языка, поступающая из Византии и Болгарии [62] Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода. Пг., 1922, с. 4. . Лишь в виде исключений имелись переводы с латинского, древнееврейского [63] Еремин И.П. Литература Древней Руси. М.—Л., 1966, с. 9–10. . А между тем, международным языком науки к этому времени уже прочно стала латынь, которая с раннего средневековья была основной основ школьного образования во всех странах Запада [64] В частности, по современным подсчетам, 77 % инкунабул было издано на латинском языке (L. Febvre, H.-J. Martin. The Coming of the Book: The Impact of Printing 1450–1800. — London & New York, 1984. P. 248–249). Это положение сохранялось по крайне мере до XVIII века. . Однако именно переводы с латыни на православную Русь не шли. Огромный пласт знаний отсекался от русского читателя по соображениям религиозной гигиены.

Некоторые ученые находят положительный смысл в том, что русская средневековая письменность «основывалась на родном русском языке, а не на латыни, чуждой многим народам Запада (германским, кельтским, славянским). Русскому человеку достаточно было знать азбуку, чтобы приобщиться к культуре, а англичане, немцы, поляки, для того, чтобы стать грамотными, должны были изучать чуждую им латынь» [65] Рыбаков Б.А. История СССР эпохи феодализма. — М., 1983. — С. 74. . Я же полагаю, что здесь мы сталкиваемся с очень характерным и очень отрицательным проявлением русского национального менталитета вкупе с огорчительными его результатами. Непонимание самоценности умственного труда (в данном случае — самостоятельного и добровольного изучения латыни как первой ступени к просвещению), следование путем наименьшего сопротивления в овладении знаниями вели к определенной атрофии ума. Главное же последствие сего ограничения в том, что через русскую азбуку наши предки могли приобщиться не к культуре, а лишь к ее небольшому и далеко не самому ценному сегменту.

В этой связи сочувствие вызывают, скорее, не европейцы, которым, бедняжкам, приходилось учить латынь, чтобы приобщиться к культуре, а русские, которых заботливые благодетели и наставники избавили от этой необходимости.