Александр Севастьянов - Дело Тихонова-Хасис

Впрочем, допустим даже, будто Тихонов тяжело переживал свое нелегальное положение, обвинял в нем Маркелова и решил ему отомстить (хотя мстить было не за что). Но разве его после этого перестали бы разыскивать, подозревать? Он облегчил бы свое положение? Открыл бы себе дорогу к карьере, к нормальной жизни?

Да нет же, как раз наоборот! Он сразу стал бы первым подозреваемым (что и произошло!) еще и в новом убийстве. Причем, если за Рюхина его преследовали напрасно, по оговору, и это давало надежду когда-нибудь избавиться от розыска (как и вышло в итоге), то «отомстив» Маркелову, он сразу попадал бы под подозрение уже за дело, и разыскивался бы уже по двум убийствам вместо одного. Вся горечь его положения только усугублялась бы этим во много раз, он загонял бы сам себя в ловушку без надежды на выход!

В своем жертвенном самооговоре, написанном в день ареста, объясняя переход в нелегалы, Тихонов написал: «В правоохранительные органы я не обращался, так как у меня к ним не было доверия и я не верил, что смогу доказать свою невиновность. Считал, что рано или поздно правоохранительные органы сами установят правду, найдут истинных убийц и тогда я смогу вернуться к прежнему образу жизни» (т. 5, л.д. 251).

Так что же в таких условиях? Отомстить — и окончательно усложнить, испортить свою жизнь, превратиться из виртуального преступника и убийцы — в реального? Рискнуть получить пожизненный срок, сломать свою собственную жизнь навсегда? Не слишком ли большая плата за сомнительное удовольствие угробить неприятного человека? Не умно.

Не мог Никита руководствоваться таким мотивом. Не верю я в эту версию, представляя себе уровень его умственного развития. Я сам — выпускник МГУ и знаю точно: дураков там не держат.

2. Версия следствия ничем не убедительнее, не лучше.

В признательных показаниях Никита Тихонов действительно заявил о личной неприязни к Маркелову. Но как! Если бы можно было смеяться над судебным делом, в котором имеются два трупа и один осужденный на пожизненное заключение, читатель бы просто хохотал над тем мотивом убийства, который глубокой ночью с 3 на 4 ноября следователь Игорь Краснов (под наблюдением адвоката Евгения Скрипилева) вложил в уста Никите Тихонову, по его словам. А именно:

«Мотивом для принятия решения об убийстве Маркелова послужила личная неприязнь к нему в связи с осуществлением им защиты шахидок-террористок по уголовным делам, а также преследование моих знакомых в ходе работы в качестве адвоката по уголовным делам» (т. 5, л.д. 180).

Абсурд? Да! Идиотизм такого объяснения настолько бросается в глаза, что даже не нуждается в комментариях. Я уж не говорю о «защите шахидок» (на деле Маркелов успешно защищал не шахидку, а случайную чеченку-заложницу, которую органы пытались выдать за террористку), но ежели каждого адвоката, работающего против знакомых твоих знакомых, убивать, то эдак скоро и адвокатов не останется. Ясно и слепоглухонемому дебилу: за такое не убивают.

К тому же конкретный анализ показывает: никаких «знакомых» Тихонова, мстя за которых Тихонов мог бы убить их гонителя Маркелова, в природе не существует. На эту роль не подходит Андрей Бормот, привлекавшийся к следствию по делу Рюхина, но так и не попавший в круг обвиняемых и с Маркеловым не столкнувшийся. (Помимо того, именно оговор со стороны Бормота стал причиной ухода Тихонова в бега и всех последующих бед. Мстить за Бормота он вряд ли стал бы.) Не подходит, вопреки признанию самого Никиты на повторном допросе днем 4 ноября, и Александр Паринов. Этот новый вариант — еще один прокол следователя Краснова, вновь подсказанный довольно примитивной логикой: раз по делу Рюхина в розыск объявлялись двое, Тихонов и Паринов, то вот, значит, за дружбана Паринова Тихонов и мстил! Но дело-то все в том, что Паринов был вовсе не другом Никиты, а лишь старым знакомым по работе Евгении Хасис. В суде 22 апреля 2011 года она показала, что Никита с Париновым даже не был знаком. И события далекого 2006 года, когда Паринова пытались назначить убийцей Рюхина, могли огорчить Женю, но вовсе не Никиту.

Но вот что интересно: в компьютере Евгении Хасис среди прочего есть поддиректория «Дело» (распечатка в деле, т. 19, л.д. 7–9). Дата ее создания: 17 декабря 2007 (!) года. Поддиректория содержит сканированные страницы из дела Рюхина — рапорт капитана милиции Д.В. Игнатенко о причастности А. Бормота и Н. Тихонова, протоколы допросов и прочее тому подобное. Но: адвокат Маркелов нигде ни разу не упомянут! Он был попросту не интересен Хасис, добывавшей данные материалы, не заслуживал ее внимания. Ни тогда, в 2007 году, ни, естественно, спустя еще два года.

Итак, данная версия мотива, выдуманная, вероятно, следователем Красновым, чудовищно нелепа и неправдоподобна. Скорее всего, умница Никита согласился озвучить этот мотив именно из-за его полной абсурдности, в надежде, что сие будет понято любым нормальным судьей и присяжными. В этом была его ошибка, но не вина.

Видимо, кураторы своевременно указали следствию на суперидиотскую мотивацию убийства, в результате чего появилось постановление Краснова с такой формулировкой: «Мотив и обстоятельства совершения преступлений, а также сведения о личности Тихонова Н.А. дают основания для сомнений в его вменяемости. Исходя из требований ст. 196 УПК РФ наличие таких сомнений требует обязательного назначения и производства судебной экспертизы для установления психического состояния обвиняемого» (т. 14, л.д. 20, аналогичное в отношении Хасис — л.д. 4).

Если даже следствию пришлось сделать вид, что оно не верит в указанные мотивы, то как поверить в них нам?

Впрочем, для следователя Краснова этот ход был всего лишь страховкой, так, на всякий случай. В действительности следствие и обвинение повторяли из документа в документ тоже не очень-то казистую формулировку: «…к которым на основе чувства собственной исключительности (?!) испытывали нетерпимость, идеологическую ненависть и вражду в связи с осуществлением последними своей профессиональной деятельности по защите прав и свобод потерпевших и обвиняемых по уголовным делам, придерживающихся антифашистской идеологии, активным участием Маркелова С.Ю. и Бабуровой А.Э. в антифашистском движении, а также крайне негативным их отношениям к лицам, придерживающимся радикальных неофашистских и националистических взглядов» (т. 14, л.д. 2 и др.).

Как видит читатель, перед нами тот же абсурд, хоть и в обтекаемых выражениях.

Но в этом абсурде есть новое. И это новое стало, по ходу дела, главным козырем обвинения: якобы убийство было чисто политическим, совершенным исключительно по идеологическим мотивам. Именно на это впоследствии упирал судья Замашнюк перед лицом присяжных, превращая тем самым процесс в политическое судилище. И превратив в итоге осужденных — в политических заключенных.