Герман Назаров - Мифы советской эпохи

Фанни Каплан. 1907 год

Следует в оковах или без оков?

В ручных и ножных кандалах.

Может ли следовать пешком?

Может.

Требует ли особого бдительного надзора и по каким основаниям?

Склона к побегу.

Состав семейства ссыльного?

Девица.

Рост?

2 аршина и 3,5 вершка (около 158 см. — Авт .).

Глаза?

Продолговатые, с опущенными вниз углами, карие.

Цвет и вид кожи лица?

Бледный.

Волосы головы?

Темно-русые.

Особые приметы?

Над правой бровью продолговатый рубец сантиметров 2,5 длины.

Возраст?

По внешнему виду 20 лет.

Племя?

Еврейка.

Из какого звания происходит?

По заявлению Фейги Каплан, она происходит из мещан Речинского еврейского общества, что по проверке, однако, не подтвердилось.

Природный язык?

Еврейский.

Говорит ли по-русски?

Говорит.

Каким судом осуждена?

Военно-полевым судом от войск Киевского гарнизона.

К какому наказанию приговорена?

К бессрочной каторге.

Когда приговор обращен к исполнению?

8 января 1907 года.

Характеристика на Каплан извлечена из так называемого статейного списка № 132. Эта довольно обстоятельная характеристика была составлена в Киевской губернской тюрьме перед отправкой арестованной в Сибирь.

Первоначально военно-полевым судом Киевского гарнизона Каплан была приговорена к смертной казни, позднее замененной вечной каторгой. Столь суровый приговор был вынесен за подготовку террористического акта, во время которого преждевременно взорвалась самодельная бомба, причем при взрыве пострадала сама Каплан. Вероятно, именно это обстоятельство, а также молодость неопытной начинающей террористки Доры — под этой кличкой ее знали киевские анархисты и полицейские — сыграло свою роль в смягчении приговора. Окончательно еще не оправившаяся от ранения Каплан сначала была отправлена в Мальцевскую каторжную тюрьму, а затем на вечную каторгу в Акатуй.

Там же, в Киевской тюрьме, была сделана фотография Каплан. Совместно со словесным портретом фотография дает некоторое представление о внешности и личности двадцатилетней террористки — малосимпатичной, целиком отдавшейся политической борьбе и фанатично уверенной в том, что будущее России невозможно без обильного кровопускания.

Позднее, как утверждают некоторые источники, под влиянием известной в революционных кругах М.А. Спиридоновой, с которой познакомилась на каторге, Каплан из анархистки «переправилась» в эсерки, но это, по всей видимости, не отразилось на ее приверженности к террору — главному оружию всех экстремистских партий и группировок, действовавших в то время в России.

Показания подруги Ф. Каплан Веры Михайловны Тарасовой, допрошенной 31 августа 1918 года: «…Знаю я всех тех каторжанок, с которыми я отбывала каторгу, в том числе и Ф. Каплан, которая в то время была слепа. Она ослепла, кажется, в январе 1909 года, причем до этого она хронически теряла зрение на 2–3 дня. Врачи разнообразно толковали причины слепоты. Зрачки ее реагировали на свет. Это было связано с резкими головными болями… В Чите — я тогда уже была за границей, думаю, это было в 1912 году, — она вновь прозрела».

Исходя из показаний Тарасовой, некоторые исследователи этого дела засомневались в причастности Каплан к теракту: «В самом деле, могла ли полуслепая Фанни Каплан поздно вечером произвести прицельно несколько выстрелов?» (см. «Комсомольская правда» от 29 августа 1990 г., статья В. Воинова «Отравленные пули»).

Из книги начальника боевого отряда партии эсеров Г.И. Семенова «Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917–1918 гг.»:

«…При первом же свидании Каплан произвела на меня сильное, яркое впечатление революционерки-террористки… Лучшим исполнителем я считал Каплан. Поэтому я послал ее в тот район, где я считал больше всего шансов на приезд Ленина…» (2 декабря 1921 г.).

И здесь у некоторых появились сомнения: «Не под диктовку ли писал Семенов свои воспоминания? Стоит ли принимать их во внимание?» И все-таки, думается, что какие-то крохи истины в книге Семенова есть.

Из показания Лидии Коноплевой на процессе правых эсеров в июне-июле 1922 года: «…Было намечено в качестве выполнителей несколько человек, а именно, Фанни Каплан, я и Козлов… Ленин приехал в Щипки, и Фанни стреляла в него…»

В этот день в Москве, как обычно по пятницам, проводились митинги, и Ленин должен был выступать дважды: вначале в Басманном районе, на бывшей Хлебной бирже, а потом в Замоскворечье, на заводе Михельсона.

— На собрание на Хлебной бирже, — вспоминал старый большевик Ем. Ярославский, — я пришел часов в шесть, когда Ильич кончал свой доклад. Он быстро ответил на записки и направился к выходу. Перед ним расступались рабочие, провожая его добрыми, ласковыми взглядами. Мы встретились с ним, перекинулись двумя-тремя словами, пожали друг другу руки. Кто из нас мог подумать о том, что через полтора часа он будет лежать раненным, истекая кровью!

На заводе Михельсона в этот день, как вспоминал председатель заводского комитета Н. Иванов, было вывешено объявление: «Все на митинг!» «Рабочие спешили домой переодеться, чтобы к 7 успеть на митинг. В назначенный час гранатный корпус, вмещавший пять-шесть тысяч человек, был переполнен… Я и председатель правления завода И.Я. Козлов сидели на помосте, на столе (у нас скамеек не было) и совещались перед митингом… Но никто не мог точно сказать, будет ли у нас выступать Ленин. Я открыл митинг и дал слово докладчику. Вдруг послышалось со всех сторон: «Ленин приехал!»

Но, как выяснилось, Ленина на заводе Михельсона ждали не только рабочие. Каплан приехала на завод около шести часов вечера, ходила среди рабочих, прислушивалась к разговорам. Вскоре на территории появился в матросской форме другой эсер-террорист, Новиков; он должен был обеспечивать действия Каплан.

Каплан вошла в гранатный цех, когда митинг уже заканчивался. Собравшиеся с энтузиазмом встретили заключительные слова ленинской речи. А он, попросив у собравшихся извинения за свой срочный отъезд на заседание Совнаркома, двинулся к выходу из цеха, на ходу надевая пальто. Когда Ленин стал подниматься по лестнице к выходу, Новиков, сделав вид, что споткнулся, преградил ему дорогу и создал вокруг него затор. Он стал задерживать людей, крича: «Пропустите, пропустите товарища Ленина! Не напирайте!» Благодаря этому Ленин оказался в небольшой группе рабочих и женщин, среди которых находилась и Каплан, и вместе с ними медленно шел к машине, разговаривая с какой-то женщиной о провозе муки по железной дороге. Около машины один из рабочих открыл перед ним дверцу автомобиля — и тут грянул выстрел, а за ним с небольшим интервалом еще несколько. В толпе закричали: «Убили! Убили!» Люди бросились бежать, одни обратно в цех, другие через ворота на улицу, увлекая за собой Каплан.