Герман Назаров - Мифы советской эпохи

Снаряды конструкции Граве… Думаю, что я не ошибся. Принципиальная схема снаряда — его, она полностью соответствует оружию, созданному перед Великой Отечественной войной. Это и размер внутреннего диаметра снаряда: шашка, изготовленная Граве в 1916 году, имела диаметр 70 мм, а у снаряда М-8 «Катюши» внутренний диаметр 72 мм; шашки — точно такой же формы, с внутренними продольными каналами, с той лишь разницей, что в патенте Граве канал глухой, а здесь — сквозной. Говорят, порох в снарядах «катюши» был другой, но это не совсем так. Во-первых, он был бездымный, а предложил бездымный порох Граве, еще в 1916 году. А во-вторых, тип пороха, предложенный Граве (пироксилиновый), применялся в снарядах «Катюши» наряду с нитроглицериновым. Растворитель в снарядах «катюши» был другой, количественный состав компонентов пороха другой? Да, но почти не бывает так, чтобы изобретение за годы, за десятилетия «доводки» не претерпело каких-либо изменений. С 1916 года до 1941-го изменился и порох: тротил-пироксилиновый (с которым экспериментировал Тихомиров в 1928 году) в реактивных снарядах не утвердился, накануне войны его заменили нитроглицериновым (тоже бездымным), более мощным и более удобным в эксплуатации. Изготовление шашек из тротил-пироксилиновой массы оказалось чересчур трудоемким, массовое производство снарядов наладить не удалось, и на вооружение снаряды с этим порохом приняты не были. Но в основе того ракетного снаряда, который все-таки «пошел», был заряд, предложенный Граве. Об этом говорит и заключение управления ГАУ от 14 февраля 1951 года: «Хотя состав порохов, практически используемых в современных образцах реактивного вооружения, и способы изготовления из них реактивных зарядов значительно отличаются от предложенных в заявке Граве, но сам принцип применения коллоидных порохов в ракетах, предложенный Граве, остается в основе существующих пороховых ракет».

В 1942 году из Самарканда, куда была эвакуирована Артакадемия, И. П. Граве пишет командующему гвардейскими минометными частями В. В. Аборенкову:

«Проф. М. Е. Серебряков, который передаст Вам это письмо, имеет между прочим собрать в РНИИ некоторые опытные материалы, необходимые для намечаемой у нас работы по разработке методики проектирования реактивных снарядов. Так как тему выдвинул я, то я также присоединяю свой голос, прося Вас оказать содействие по сбору нужных данных для возможно полного освещения вопроса…

Наверно, до Вас уже дошло мое предложение относительно М-8 и М-13. Надеюсь, что у Вас не будут выставлять против него каких-либо непреодолимых затруднений. Я полностью убежден в осуществимости и полезности предлагаемых изменений. В случае надобности могу прибыть лично…

Надеюсь, что теперь, в 1942 г., не повторится того, что случилось в 1915 г., когда я начиная работать в этой области и когда старый Артком на мое предложение (с чертежами) применить реактивные средства в позиционной войне ответил постановлением (см. дела Арткома за 1915 год), что хотя предложение интересно и не вызывает возражений, но так как оно требует разработки, а война скоро (?!) кончится, то использовать его не удастся. Жизнь показала неосновательность этого постановления, и о нем теперь приходится вспоминать, как о фактическом анекдоте.

Пользуясь случаем, сообщаю, что недавно я написал статью относительно добавочной скорости при стрельбе реактивными снарядами, которую Вы скоро получите из академии».

В том же году за капитальный труд «Баллистика полузамкнутого пространства», целиком — о реактивном оружии, И. П. Граве получил Сталинскую премию 1-й степени (единолично, без соавторов). Насколько заслуженной была эта награда, можно судить по свидетельству академика Я. Б. Зельдовича:

«Это была большая драма идей и драма людей… В предвоенное время борьба была очень острой и непростой. Большое наше счастье, что у нас нашлись люди, которые бескомпромиссно до конца защищали преимущество реактивной артиллерии. И первым среди них был Граве…» Вспоминая всю тяжесть военной обстановки и напряжение сил в 1941–1942 гг., можно поставить в один ряд по значению разработку реактивного вооружения в 40-х годах и послевоенную космическую программу. И еще одно свидетельство — профессора М. Е. Серебрякова в статье «Об отечественном приоритете в области артиллерии»: «Наша страна является родиной реактивной артиллерии, и только косность и продажность царских чиновников явились причиной того, что это изобретение пришло на вооружение армии много лет спустя после своего рождения. В настоящее время в практике всех армий в основном применяется ракетный заряд, аналогичный указанному в патенте, выданном И. П. Граве» («Известия Артакадемии», том 91, 1955 г.).

После революции и в 20-х годах реактивная артиллерия — техника уже тогда достаточно сложная — создавалась у нас, в основном, в Ленинграде, в Артиллерийской академии. Разрабатывали эту технику высококвалифицированные специалисты, и разрабатывали успешно. Их труды публиковались в «Бюллетене научно-технического комитета Артиллерийского управления РККА», в изданиях Артиллерийской академии и отчетах КОСАРТОПа: работы В. М. Трофимова, И. П. Граве, Г. В. Оппокова. О. Г. Филиппова, М. Е. Серебрякова, А. В. Сапожникова и других. Еще в своем первом докладе, опубликованном в журнале Комиссии по увеличению дальности от 9 и 16 июля 1918 года (эта комиссия была предшественницей КОСАРТОПа), Трофимов указывал на целесообразность исследования «Специального запрессованного в дне снаряда ракетного состава». А в журнале Арткома № 83 от 3 сентября 1918 г. приведено мнение Трофимова, что при малых скоростях наивыгоднейшая форма мин — полушарная, с оттянутым назад конусом, «такая форма дает более устойчивое движение мины, рассматриваемой как ракета».

Ленинград, Артиллерийская академия с ее сильным профессорско-преподавательским составом, научной и опытной базами — многочисленными лабораториями и полигоном, — был тогда центром притяжения всех работавших над реактивным принципом. Бесспорно, это заставило и Тихомирова перебазировать свою лабораторию из Москвы в Ленинград. Я бы взял слово «лаборатория» в кавычки, потому что существовала она, видимо, больше на бумаге: сотрудник в ней был один — Тихомиров. В Ленинград она переехала в 1925 году, а за четыре ее предыдущих года, московских, из ее стен (располагалась она в квартире Тихомирова на Новослободской улице, в доме № 11) не вышло ни одной работы, ни теоретической, ни практической. Что легко объяснимо: одному Тихомирову, притом специалисту не по ракетам, а по шерсти и сахару, реализовать свое изобретение — «Новый тип самодвижущих мин для воды и воздуха» — было явно не под силу.