Ивонна Хауэлл - Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

…Это было прекрасно — быть его вещью, потому что он любил ее. Он больше никого и никогда не любил. […]

…У него было еще много собственных вещей. Весь лес вокруг интерната был его очень большой собственной вещью. Каждая птица в этом лесу, каждая белка, каждая лягушка в каждой канаве. Он повелевал змеями, он начинал и прекращал войны между муравейниками, он умел лечить оленей, и все они были его собственными, кроме старого лося по имени Рекс, которого он признал равным себе, но потом с ним поссорился и прогнал его из леса…»

Один из критиков пытался интерпретировать этот отрывок как подтверждение того, что Лев Абалкин представляет евреев — поскольку уже в детстве он хотел владеть вещами! [70] Этот неподходящий аргумент был выдвинут Майей Каганской в ошеломляюще натянутой, но забавной статье: «Роковые яйца: Раздумья о научной фантастике вообще и братьев Стругацких в особенности» // Двадцать два. 1985, 1987. - №№ 43, 44, 55.

Выбор образов для описания странного детства Абалкина может быть лучше понят при рассмотрении определенного набора интертекстуальныых аллюзий.

Лесное королевство, с королем — лосем (Рексом) и непостижимые лесные законы вызывают в памяти символизм леса в творчестве Хлебникова и поэтов, черпавших вдохновение в последнем, в частности, Введенского и Заболоцкого. В общем, для Хлебникова и поэтов-футуристов и абсурдистов лес является символом природного мира, королевства, «не оскверненного временем и смертью», воплощающего не достижимый для человека идеал: жить в гармонии и понимании с непреклонными и безмолвными законами природы. Грандиозное, мистическое это видение заметно, например, у Хлебникова — в образе лося в поэме «Саян». [71] Велимир Хлебников (1885–1922). Один из лидеров российских кубофутуристов. Его своеобразное творчество включает в себя примитивизм, космическую мифологию, характерный славянский утопизм, находящиеся за гранью смыслового восприятия вербальные эксперименты и убеждение, что магия отражается в языке. Он был источником вдохновения как для лингвистов, так и для авангардистов.

Поэзия Заболоцкого тридцатых годов, во многом развивающая утопические идеи Хлебникова о возможности математического понимания и контролирования природы, также содержит образ леса как микрокосма радикально новой, «научно» улучшенной утопии будущего. Несмотря на весь научный пафос, образы поэзии Заболоцкого свидетельствуют о принадлежности поэта к обериутам, русскому абсурдистскому движению. Животные и даже вещи у него зачастую антропоморфны, а его поэтический мир выглядит до странности пантеистичным.

Поэт Введенский, один из основателей абсудистского течения обериутов, часто писал о разрыве между человечеством, к которому он принадлежит, и более совершенной, вневременной гармонией, в которой пребывают звери и даже неодушевленные объекты. [72] Обериу (Объединение реального искусства) было авангардистской литературной группой, действовавшей в Ленинграде с 1927 по 1930 годы. См. также: Nakhimovsky, A.S. Laughter in the Void. An Introduction to the Writings of Daniil Kharms and Alexander Vvedenskii. Wien: Wiener Slawistischer Almanach Sonderband 5, 1982.

Наконец, старик в утопическом городе Чевенгур у Платонова оплакивает разрушение родственных уз в городе (любимая тема Федорова) в стихах:

Нельзя утверждать, что какой-либо из вышеприведенных текстов является прообразами пассажа о лесном королевстве Льва Абалкина. Впрочем, разительный, архетипический образ таинственного лесного королевства, контролируемого инопланетным сиротой, и абсолютное подчинение «падшей женщины» не могут быть истолкованы на уровне поверхностного сюжета и образности романа «Жук в муравейнике». История Майи Глумовой противоречит ее характеристике как (незначащей) героини научно-фантастического сюжета. С другой стороны, сцены детства объединяют ее с лежащей ниже философской темой романа, являясь отголоском литературы, наиболее подходящей к теме. Стоит заметить, что название школы, в которой учились Абалкин и Майя, «Евразийская».

Предположительно, в мире будущего, показанном Стругацкими в цикле истории будущего, геополитическая ситуация резко изменилась, но Россия по-прежнему занимает культурную позицию на распутье между Европой и Азией. Российская литература модерна, которая является прообразом образности истории Майи, была связана с поисками равновесия (или синтеза) между «азиатским» и «европейским» аспектами судьбы России, чтобы выковать новое, утопическое будущее.

Но мы оставим в покое лес, мы ничего не поймем в лесу. Природа вянет как ночь. Давайте ложиться спать. Мы очень омрачены.

«Улитка на склоне» сначала была опубликована как два раздельных коротких произведения — в разные годы и в разных изданиях. Главы 2, 4, 7, 8 и 11 полного текста романа были опубликованы в сборнике «Эллинский секрет» в 1966. Главы 1, 3, 5, 6, 9, 10 были опубликованы в сибирском журнале «Байкал» двумя годами позже. Последняя часть в особенности была подвергнута враждебной критике со стороны идеологически консервативных критиков. Публикация была отложена, и многие годы варианты романа «Улитка на склоне» циркулировали только в виде самиздатовских копий.

Атака, нацеленная на Стругацких защитниками социалистического реализма при Брежневе была, по сути, банальной и предсказуемой, и значимость идеологического спора для литературного климата тех лет была хорошо проанализирована Дарко Сувином (Darko Suvin). [74] Suvin D. Criticism of the Strugatsky Brothers' Work // Canadian-American Slavicc Studies. - 1972. - № 2 (Summer). И критики, и поклонники были согласны, что Стругацкие отошли от привычной прямой формы приключенческого стиля. Роман был воспринят как более сюрреалистический, нежели научно-фантастический, ближе к Кафке, чем к Булгакову. Один из хорошо относившихся обозревателей в англоязычном издании увидел «кафкианскую мрачность… соединенную с бессмыслицей Кэрролла». И наоборот, обозреватель советского литературного журнала «Литературная газета» — как часть официальной кампании против романа — в 1969 году сожалел, что многие читатели попросту не могут понять последние работы Стругацких.

Неофициальные опросы, проводимые поклонниками Стругацких в своей среде в 1991–1992 годах отнесли роман «Улитка на склоне» к наиболее удачным произведениям Стругацких. Это также единственный роман Стругацких, вызвавший — по крайней мере, на Западе — хорошо обоснованные феминистские опровержения. [75] Greene D. Male and Female in The Snail on the Slope // Modern Fiction Studies. - 1986. - Vol. 32. - № 1. (Spring). - Pp.97-107.