Ивонна Хауэлл - Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Похоже, что в этом романе авторы отказались от удобного для чтения и популярного жанра ради более усложненного символического стиля. В ретроспективе, как исключение, «Улитка на склоне» подтверждает правило: освобожденный от условностей детективной и приключенческой литературы (крепкий напряженный сюжет) и от эмпирического «научного» характера (логически мотивированные диалоги и действия в фантастических обстоятельствах), наиболее экспериментальный роман Стругацких содействует дуальными декорациями наиболее мощному погружению в роман. Шизофренические декорации романа показывают тот же самый композиционный принцип, который мы обнаружили в произведениях, рассмотренных в предыдущих главах. Почти все культурные и философские мотивы, которые, как мы обнаружили, зашифрованы в поздних произведениях, уже представлены в романе «Улитка на склоне» (1966 год).

В романе пересекаются истории двух главных героев, которые (герои) никогда не встречаются. Оба — интеллектуалы, прибывшие по ошибке в мир романа из какого-то места, которое в разговорах именуется Материком. Поскольку действие романа происходит в сюрреалистическом, дистопическом мире, Материк представляет, в подтексте, эмпирическую реальность и гуманистическую культуру: точка отсчета, в соответствии с которой герои борются и — в начале — пытаются сориентироваться.

Мир, описанный в романе «Улитка на склоне», разделен на две антагонистичные сферы: Лес и Управление.

Лес — фантастически плодородная, биокибернетическая сущность, управляемая партеногенетически размножающимися женщинами. Один из главных героев, Кандид, приземлился в Лесу. Он поселяется в одной из деревень рядом с вечно вторгающейся растительностью Леса. Жители деревни женят его на местной девочке Наве. Кандид заботится о Наве как о приемной дочери. Мирные жители деревни описаны как примитивная культура, хотя и не столь «до современная», как постцивилизация: некая деградировавшая культура по сути честных и псевдонародных идиотов. Близость к лесу почти делает жителей деревни более растениями, нежели людьми: они едят «сырные» ломти вездесущего мха; они потеряли всю культурную память и интеллектуальную остроту. Только слабое сопротивление, иногда оказываемое ими «мертвякам», которые посылаются из Леса забирать женщин, поднимает жителей деревни над полностью растительным существованием.

Управление, с другой стороны, — управляемая мужчинами бюрократия, посвященная изучению Леса. Каждый в Управлении втянут в мощную сеть правил и ограничений, которые давно уже вышли за пределы эффективности в дегуманизирующий мир кафкианского абсурда. Здесь смертельная органическая плодородность Леса встречается со злом гипертрофированной технологии и жесткой, механизированной социальной структуры. Перец, главный герой, попавший в ловушку этого мира, постепенно затягивается механизмом Управления, и в конце концов становится его Директором — что кратко изображается подписанием противоречивого и убийственного приказа «…сотрудникам Группы Искоренения самоискорениться в кратчайшие сроки».

Враждебная советская критика, сопровождая появление части «Перец» в 1968 году, основывалась на невысказанном утверждении, что Управление, описанное в романе, является злонамеренной насмешкой над советской бюрократией. Непривычный сюрреалистический стиль Стругацких был принят многими критиками за попытку отвлечь цензуру от скрытых антисоветских аллегорий.

Западные критики тоже восприняли антисталинистский или антитоталитарный уклон романа, но правильно поняли, что у Леса и Управления значение глубже, чем просто политическая уловка для прохождения цензуры. Можно увидеть основную политическую и этическую тему, лежащую под конфликтом двух воображаемых миров: реакция Переца на подавляющую властную структуру может быть интерпретирована как соответствие; в то время как Кандид отказывается сдаться — героический, но бесполезный жест, делающий его чем-то вроде «святого-блаженного». Оба главных героя пытаются защитить этическую позицию в современных структурах (доведенных до крайности), делающих их этические принципы почти устаревшими.

Далее, можно увидеть в Кандиде и Переце представителей советских интеллектуалов, попавших между своими соотечественниками, не доверяющими им, с одной стороны, и правительством, подавляющим их — с другой.

Другой аспект романа, который большая часть критиков, по-видимому, пропустила, — идентификация мира Леса с нацизмом. Фактически, сравнение сталинизма и фашизма накладывается на симметрию противопоставляемых в романе мужского и женского миров. [76] Suvin D. Introduction // Strugatsky A., Strugatsky B. The Snail on the Slope. - Bantam, 1980. - pp. 11–20. За другие точки зрения я благодарна Константину Кустановичу (Konstantin Kustanovich), чья неопубликованная диссертация (Колумбийский университет) рассматривает этот роман, а также Омри Ронену (Omry Ronen), чья склонность к превосходным интерпретациям позволила лучше разглядеть изнанку образов.

Чтобы осмыслить множество противоречивых и незавершенных интерпретаций, предложенных во время публикации романа, необходимо более внимательно взглянуть на необычный выбор образности, присущий этому произведению.

Вопрос, поднятый Дианой Грин в ее статье «Мужское и женское в „Улитке на склоне“» («Male and Female in The Snail on the Slope ») более уместен для нашего понимания места данного произведения в творчестве Стругацких в целом. Почему Стругацкие, по-видимому, уравнивают борьбу интеллектуала против авторитарной власти с борьбой мужчин против взявших верх женщин? (Грин, с.106). Ее статья «документально подтверждает» «… буквальную войну полов между патриархальным Управлением и матриархальным Лесом». Две женщины, имеющие значение в Управлении, в котором доминируют мужчины, «…более похожи на враждебные силы природы, чем на человеческих существ. Фактически, эти два персонажа приближаются к стереотипам женщины: Рита вызывает в уме отказывающую Суку-Богиню, а Алевтина предполагает поглощающую мать, желающую превратить всех людей в зависимых детей» (Грин, с.101). Грин находит, что три женщины, правящие Лесом, не просто стереотипы; они воплощают три женских архетипа — девы, матери и старухи.

Сам Лес, как гео-биологическая сущность, описан в терминах женского — вполне отталкивающих. Когда Перец приезжает в Лес для знакомства с ним, он обнаруживает отвратительные сточные ямы. Как указывает Грин, Стругацкие называют такую яму «маткой», и она «щенится», ее отпрыски подобны щенкам.

«Клоака щенилась. На ее плоские берега нетерпеливыми судорожными толчками один за другим стали извергаться обрубки белесого, зыбко вздрагивающего теста, они беспомощно и слепо катились по земле […], разбредаясь и сталкиваясь, но все в одном направлении, по одному радиусу от матки, в заросли…» [77] Лес. — Ann Arbor: Ardis, 1981. - с. 83–84. Цитаты приводятся по русскоязычным изданиям, напечатанным на Западе. В варианте «Ардиса» присутствуют только главы про Кандида, отсюда и название — «Лес». Издание издательства «Посев», озаглавленное «Улитка на склоне», содержит только главы о Переце. Цитаты приводятся по изданию: Улитка на склоне. Frankfurt/Main: Possev Verlag, 1972. Существующий английский перевод (Bantum Books, 1980) содержит обе части. Оригинальный вариант романа теперь издан целиком.